Всеволод Александрович Галкин родился в 1928 г. В 1941-1942 г. боец-доброволец формирования местной противовоздушной обороны (МПВО) дистанций зданий и сооружений Московско-Смоленского военно-эксплуатационного отделения № 38 Западной железной дороги (Белорусское направление). В 1941 г. ему было неполных четырнадцать лет. Сегодня он полковник медицинской службы запаса. Основатель кафедры поликлинической терапии ММА им. И. М. Сеченова, академик РАЕН.

Из воспоминаний о военной Москве:

". . . Летом и осенью 1941 г. наша армия вела оборонительные бои на подступах к Москве с превосходящими силами противника. Немецкие пикирующие бомбардировщики "Юнкерс-88" прорывались к столице через заградительный огонь зенитной артиллерии. Даже когда наши "ястребки" шли на таран, из 200-250 вражеских самолетов десятки все же прорывали воздушный заслон и обрушивали смертоносный груз на наши головы. Наряду с применением фугасных бомб весом oт 100 до 1000 кг, разрушающих сооружения, вражеские авиаторы буквально "засыпали" жилые дома "зажигалками". Небольшие одно-, трехкилограммовые - они пробивали крыши, прожигали перекрытия, вызывая пожары. По последующим подсчетам, их было сброшено на Москву более ста тысяч. И что было бы со столицей, если бы не подразделения местной противовоздушной обороны, созданные при каждом доме? В одном из них состоял и я - подросток 14 лет. Мы защищали жилые шестиэтажные дома по Бутырскому валу, рядом с Белорусским вокзалом.

Первый воздушный налет в ночь с 21 на 22 июля особенно запомнился. День 21 июля выдался жарким, на улице было не так уж людно, витрины магазинов были заложены мешками с песком, дощатыми щитами, милиционеры стояли на перекрестках с винтовками. На перронах вокзала провожали фронтовые эшелоны. К вечеру посвежело, на окнах появилась светомаскировка. Около 22 часов радиопередача оборвалась. Диктор повторил трижды: "Граждане, воздушная тревога", и. . . завыла сирена, заревели гудки предприятий и паровозов. Наша команда состояла из подростков, женщин, пенсионеров. Мы заняли свое место, поднялись на крышу, чтобы при падении "зажигалки" сбросить ее на улицу, затушить песком. Если бомбы пробивали крышу, приходилось тушить их на чердаке. Кому-то поручали следить и давать сигнал при попадании бомбы в близлежащие постройки. Все наше "обмундирование" — перепоясанная куртка, противогаз через плечо, брезентовые рукавицы и железные щипцы, клещи с длинными ручками, чтобы хватать ее — проклятую! Каски были не у всех. И вот жильцы — в бомбоубежище, а мы — на крышу. Дома наши оказались между огневых позиций: с колокольни недействующего храма, что напротив, била скорострельная малокалиберная зенитная пушка, с крыши соседнего дома — казармы железнодорожных войск — грохотал счетверенный зенитный пулемет, а у вокзала "ухали" тяжелые зенитки. На фоне темнеющего неба стали видны многочисленные лучи прожекторов, и вот прямо над нами в их перекрестье появилась серебряная полоска, не длиннее спички — враг! Вокруг этой полоски, словно распускающиеся бутоны, — разрывы зенитных снарядов. Туда же потянулись кроваво-красные полосы трассирующих очередей. Но что было опасно для нас, сидящих на крыше, — это осколки разорвавшихся в высоте зенитных снарядов, которые барабанили по крыше, как смертоносный град!

Я схватил один упавший рядом — еще горячий. Несколько "зажигалок" обрушилось на строение во дворе, и оно стало гореть. Тут наши бойцы включились и ликвидировали "очаг".