Вступление В тупике

Современная система, призванная изучать, диагностировать и лечить онкологические заболевания, имеет в буквальном смысле смертельные изъяны.

Каждому хотелось бы думать, что у нас есть технические возможности для выявления онкологических заболеваний на ранних стадиях, и это дает возможность лечить их наиболее эффективно и безопасно. Все мы надеемся, что сообщество людей, посвятивших свои жизни лечению раковых заболеваний – ученых-исследователей, онкологов, врачей медицинской профилактики, – работает слаженно, делится между собой последней информацией и достижениями в этой области и общими усилиями приближает нас к решению проблемы рака.

Предполагается, что широкая сеть различных государственных фондов поддерживает и поощряет смелые и перспективные идеи по лечению этой болезни. Мы верим, что залог успешной работы онкологов – это сострадание, а не карьерный рост и высокие заработки. Так должно быть. Но на самом деле все по-другому.

За годы, которые я слежу за врачебным сообществом онкологов, я убедилась, что оно не пытается решить основной вопрос: выяснить, как предотвращать раковые заболевания, и применить эти знания на практике. Десятилетиями мы ждали обещанного прогресса в этой области, но даже гигантские суммы финансирования не оправдали ожиданий.

В наше время не предполагается излечения от рака, а говорится только о продлении жизни онкологических больных. Недостаточно разрабатывается проблема профилактики рака, и даже уже существующие профилактические методы применяются не всегда.

Так быть не должно.

У меня есть личные причины для того, чтобы стараться перенести акцент с лечения раковых заболеваний на их предотвращение и профилактику в масштабах всей страны. Эта книга появилась на свет потому, что в своей жизни я столкнулась с онкологическими заболеваниями и как врач, и как жена, как мать и как дочь, как сестра и как друг.

Меня вдохновляли такие люди, как Нэнси, приятная, успешная бизнес-леди – мой очень жизнерадостный и общительный друг. Нэнси привезли в больницу, где я была клиническим ординатором, с метастазами рака молочной железы. До сих пор помню страх в ее голосе, когда я собралась уйти из ее палаты в одно из ночных дежурств. Беспомощная, подавленная быстрым ростом опухоли, терзавшей ее тело, Нэнси была в отчаянии. Она умоляла: «Я боюсь. Не уходи, пожалуйста».

Я вспоминаю Питера, скромного итальянского иммигранта, моего дальнего родственника. Он учился в колледже и работал на обувной фабрике, после чего создал успешное агентство недвижимости в Нью-Йорке. Четыре года я видела его страдания после безуспешного лечения рака толстой кишки. Он умер, когда ему было 74 года.

Моя невестка Пенинн тоже в соавторах этой книги. Абдоминальные отеки были первым проявлением рака брюшины, который свел ее в могилу в возрасте 47 лет. Она проходила курс китайского траволечения, перенесла ряд операций, курс химиотерапии и лучевой терапии, но и этого оказалось недостаточно для выздоровления.

Грэга я запомнила навсегда за его сражение с раком легкого. Он вынес все возможные виды лечения и связанные с ними жестокие осложнения. Грэг умер, когда ему было 68 лет. Он мужественно боролся, до самого конца не теряя надежды. Пусть он вечно живет на страницах этой книги.

Мои любимые друзья Альба, Бриджет, Кэрол, Ирен, Оксана и Розмари, а также моя двоюродная сестра Нина, оказались жертвами рака в свои 40–50 лет. Все они отчаянно боролись за жизнь, были послушными пациентами, тщательно следовали всем рекомендациям своих онкологов. Хотя, наверное, им всем можно было предложить что-то более действенное.

Я любила и уважала каждого из них. Я видела их страдания и знаю, что они заслуживали лучшей участи. Все они живут в моем сердце.

Ради них, а также в память о Кэролин, Джоуи, Линн, Ричарде, Шерри, Сьюзан, Тони С. и многих других онкологических пациентах, кто делился со мной планами на будущее, я позволю себе выразиться здесь предельно ясно: пришло время изменить нынешнюю ситуацию в онкологии.

В 1992 году я начала работать рентгенологом в маммологическом отделении поликлиники при одной из ведущих клинических больниц. Каждый день наш коридор наполнялся женщинами, которые приходили для обследования груди. Среди них были пациентки, которым было назначено контрольное обследование, потому что предыдущее показало патологию. Другие приходили потому, что врачи нашли у них образование в молочной железе или же они обнаружили его сами. Редко, но встречались и мужчины, напоминая тем самым, что по статистике в 1% случаев рак молочной железы случается у мужчин.

В отделении всегда чувствовалась тревога, даже среди женщин, которые просто проходили ежегодный обязательный медицинский осмотр. Каждый в этом отделении – пациенты, их родственники, врачи – понимал, что результаты исследования могут изменить жизнь человека в одно мгновение.

Вполне понятно, что наибольшую тревогу испытывали женщины, которые уже прошли курс лечения по поводу рака молочной железы. Мы тщательно искали малейший признак рецидива, и их страх был в буквальном смысле осязаем.

Вот история женщины 48 лет, назовем ее миссис Томсон. Два года назад она перенесла операцию и последующую химиотерапию из-за рака левой молочной железы. На следующий год она получила тяжелое известие, что опухоль дала рецидив. Она перенесла вторую операцию. Сейчас, спустя полгода, она пришла на плановую маммографию в нашу больницу. Ее сопровождал муж, и, едва увидев ее, я физически ощутила ее тревогу. Мистер Томсон был особенно напряжен и агрессивен. Сразу же после нашего знакомства он начал рассказывать, что над его женой издеваются и что им надоело ходить по врачебным кабинетам.

В то время я уже была опытным профессионалом, рентгенологом с кучей сертификатов. Я была хорошо подготовлена, посещала конференции по маммографии, на которых выступали признанные мировые авторитеты в этой области. Я знала свое дело, но также понимала причину страха своих больных. Я старалась быть терпеливой, внимательной и чуткой при общении с людьми, будущее которых было тревожно и неопределенно. Моей целью было лечить больных так, как я хотела бы, чтобы в подобном состоянии лечили меня.

С самого начала карьеры рентгенолога моими наставниками были внимательные и заботливые учителя. Они всегда по-доброму и безотлагательно общались с каждым пациентом перед тем, как он зайдет в кабинет маммографии. В большинстве случаев начальное обследование, которое они проводили, не выявляло ничего подозрительного – при этом пациенту всегда напоминали, что окончательное заключение должен дать лечащий врач. Это были счастливые моменты, пациенты приветливо улыбались и говорили «спасибо».

Более сложные ситуации возникали, когда на маммографии выявлялась патология. В этих случаях было необходимо проявить все свои навыки общения и максимум чуткости.

В такие моменты мои наставники всегда были честны и проявляли сочувствие. Они смотрели женщине в глаза и говорили, что на маммограммах выявлены образования и что требуется дальнейшее обследование и наблюдение. Термин, который обычно употребляется в таких ситуациях, – «подозрение на злокачественное образование». Они никогда бы не сказали «рак», потому что маммография не может показать, раковая ли эта опухоль или нет. Маммография может только указать на подозрительные новообразования, которые требуют дальнейшей оценки.

Тем не менее, когда женщина слышит слово «злокачественный», она часто начинает плакать. Мне мучительно знакомо выражение тоски и следующий за слезами вопрос: «Как такое могло случиться?» – на который никто не может ответить. Иногда пациенты говорят: «Ни у кого в моей семье не было рака груди», или «Я всегда прохожу осмотры и следую рекомендациям своего врача». Это звучало так, будто женщина оправдывается перед кем-то, собирающимся наказать ее за плохое поведение.