Ричард Деминг

Риск

В воскресенье за ужином Лайл равнодушно сообщил, что в понедельник утром вылетает в Чикаго.

— Надолго? — поинтересовался я.

— На неделю до следующего понедельника.

— На целую неделю! — воскликнул я так громко, что маленький Тод вздрогнул от страха и уронил ложку с пюре. — Ты оставляешь Марту одну на целую неделю?

Едва эти слова слетели с моих губ, как я пожалел о них. Конечно, по городу разгуливал маньяк-убийца, и я имел право беспокоиться о сестре, но мне нравился Лайл. Он был настолько чувствительным, что при разговоре с ним приходилось тщательно взвешивать каждое слово. Мой шурин быстро обижался и мог часами сидеть молча и смотреть в одну точку.

Марта с тревогой взглянула на мужа, но, увидев, что он никак не отреагировал на мои слова, облегченно вздохнула.

— Меня будет защищать Тод, — пошутила она.

Хорош защитничек! Моему племяннику-тезке было два с половиной года.

Я тревожился за сестру не напрасно. Маньяк-убийца, прозванный «Чулком» за то, что душил своих жертв чулками, уже расправился с шестью женщинами в Сент-Луисе. Вскоре у этого подонка появились подражатели. В Канзас-Сити и Чикаго произошло по подобному убийству. Все убитые в нашем городе были молодыми красивыми замужними женщинами. В момент убийств мужья дома отсутствовали. В двух случаях они уезжали в командировки, а в четырех других — куда-то уходили.

То, что всех шестерых убил один и тот же человек, было очевидно. Убийца пробирался в дом ночью, когда хозяйки уже спали, находил чулки, в которых ходили жертвы, после чего одним душил, а второй уносил с собой. Ни одна жертва не подверглась сексуальному насилию. Преступник наверняка действовал в перчатках. На все шесть убийств имелась одна-единственная свидетельница, которая видела, как из дома одной из жертв вышел какой-то высокий мужчина во всем черном. К сожалению, она видела его со спины и, естественно, не могла описать.

— Мне — не до смеха, — мрачно покачал я головой. — Не забывай, что одно из убийств произошло всего в полумиле от вашего дома.

— Если он вздумает забраться ко мне, то его будет ждать неприятный сюрприз, — улыбнулась Марта. — В армии я прошла курс дзюдо.

— Состоящий из целых двух уроков? — хмыкнул я. — А если этот Чулок тоже специалист по дзюдо?

— Двенадцать уроков по часу. — Марта обиженно поджала губы. — Если хочешь, могу показать, чему меня там научили.

— Я велел Марте запирать по вечерам все двери и никому не открывать, — пожал плечами Лайл Бартон.

— Послушай, Лайл, — хмуро проговорил я и выразительно посмотрел на него. — Я занимался этой историей с самого начала и знаю кое-какие подробности, о которых не было ни слова в газетах. Полиция попросила репортеров попридержать их, опасаясь, что они вызовут панику. Убийца проникал в дома жертв при помощи отмычки.

— Значит, нужно поставить на обе двери засовы, — вздохнул Лайл. — Но я улетаю рано утром, когда хозяйственные магазины будут еще закрыты… Тод, выручай. Будь другом, поставь завтра засовы.

— Конечно, поставлю, но и засовы не дадут стопроцентной гарантии. Одна из жертв заперлась изнутри на засовы, но убийца аккуратно сделал стеклорезом дыру в стекле около ручки. Я говорю о том случае, когда в газетах написали, будто он забрался в дом, разбив окно. Детективы испугались, что, если написать правду, начнется паника, и домохозяйки станут палить из ружей по мужьям, которые поздно возвращаются домой… Эта поездка необходима?

— В Чикаго каждый год проходит выставка новых электронных товаров, — со вздохом объяснил шурин. — Я не могу ее пропустить.

Лайл работал в отделе снабжения крупной электронной фирмы и регулярно ездил в командировки. Правда, такой продолжительной командировки я что-то не мог припомнить. Обычно он уезжал на один-два дня. Уволившись из армии, Лайл полгода ходил на курсы по ремонту телевизоров и теперь подрабатывал по вечерам, устраняя неисправности в телевизорах. Он зарабатывал около десяти тысяч долларов в год, но их едва хватало, чтобы прокормить семью из трех человек и выплачивать взносы за дом.

— Тогда я перееду к вам на эту неделю, — решительно объявил я.

— Я — не против, — пожал плечами Бартон. — Если, конечно, ты согласен спать на диване в кабинете.

— Репортеры могут спать где угодно, — заверил его я.

— Конечно, с тобой мне будет спокойнее, — улыбнулась Марта. — Но, по-моему, ты напрасно беспокоишься, братец. Чулок убивает только красивых женщин.

— Не сомневайся, ты относишься к их числу, дорогая, — тут же заявил мой шурин.

Марта ласково улыбнулась, хотя и понимала, что красива только в его глазах. Моя сестра не была уродиной, но только ослепленный любовью мужчина мог бы назвать ее красавицей. Худая, с тонкими некрасивыми ногами, но главной отличительной чертой ее был, как и у всех Конноров, тонкий, длинный и острый нос, придававший ей сходство с птицей. Короче, вылитая копия меня, за исключением разве того, что я на двадцать сантиметров выше. В газете меня называли Нос Коннор. Редактор, придумавший это прозвище, уверял, что намекает на мой поразительный нюх на сенсации, но я подозревал, что у большинства моих коллег оно ассоциируется с длинным носом.

Все наши друзья и знакомые сильно удивились, когда Марта вернулась в Сент-Луис с красавцем-мужем. Лайл Бартон был высоким мускулистым блондином с волнистыми волосами и лицом древнегреческого героя. Конечно, я очень любил свою младшую сестру, но, признаюсь, и у меня их брак вызывал удивление до тех пор, пока я не узнал подробности.

Марта работала медицинской сестрой в психиатрическом отделении военного госпиталя в Форте Орд. В этот госпиталь привезли рядового Лайла Бартона с диагнозом «невроз военного времени».

По словам Марты, такие больные часто влюбляются в своих врачей, особенно если они женщины. Когда больных очень много, врачи занимаются, в основном тяжелыми. Поэтому «брошенные» больные влюбляются в своих медицинских сестер.

Марта рассказала, что в нее уже не раз влюблялись больные, но после выздоровления быстро излечивались от любви. Однако в случае с Лайлом все оказалось по-другому. Ей самой не хотелось, чтобы он разлюбил ее, потому что она влюбилась в Бартона.

После выписки из госпиталя и почетного увольнения из армии Лайл Бартон продолжал любить Марту. Им тогда было по двадцать шесть лет. Марта, взрослая женщина, решила не торопиться, чтобы разобраться в чувствах.

Лайл был сиротой. Его вырастили дядя с тетей, которые до сих пор жили в Висконсине. Марта посоветовала ему проведать стариков и пообещала, что, если через месяц его любовь к ней не угаснет, она выйдет за него замуж. На двадцать девятый день Лайл прилетел в Форт Орд «на крыльях любви», а неделей позже они стали мужем и женой.

Едва Бартон успел закончить курсы по ремонту телевизоров, как Марте, ждавшей ребенка, пришлось уйти из госпиталя. Они приехали в Сент-Луис, и он начал искать работу. Первый месяц Бартоны жили в единственной спальне моей холостяцкой квартиры, а сам я спал на диване в гостиной.

Лайл быстро понял, что работа телевизионного мастера — занятие неприбыльное. Он расширил круг поисков и быстро нашел работу в отделе снабжения одной из крупнейших в городе электронных фирм. С тех пор Лайла дважды повышали по службе, и они купили маленький домик на бульваре Беллерив.

Мне казалось, что у Лайла остались некоторые проблемы с психикой, выражавшиеся в его повышенной чувствительности и регулярных депрессиях. Со мной были согласны и власти, которые платили ему небольшую пенсию по инвалидности.

В понедельник вечером Марта уложила Тода спать, и мы устроились в гостиной с коктейлями в руках. Виски развязало ей язык. Когда я поинтересовался, как дела у Лайла со здоровьем, она ответила не сразу.

— Знаешь, не очень, — наконец вздохнула Марта. — Дело в том, что у него был не только «невроз военного времени», а серьезные проблемы с психикой и до армии. Он даже год лечился в психиатрической клинике в Висконсине от легкой шизофрении.