Однажды я предпринялъ прогулку на пароход изъ Люцерна въ Флюеленъ.

Былъ великолпный солнечный день; подъ защитой парусиннаго навса пассажиры, сидя на лавкахъ верхней палубы, болтали и смялись; время отъ времени раздавались восторженныя восклицанія по доводу волшебной панорамы природы. И дйствительно, трудно придумать боле эстетическое наслажденіе, чмъ прогулка по этому озеру! Горы продлывали все новыя и новыя чудеса: то он выростали прямо изъ самаго озера, то возносились подъ самыя небеса, такъ что нашъ крошечный пароходикъ, казалось, совсмъ терялся подъ ихъ ногами.

Это не снговыя вершины. Но все-таки главы ихъ теряются въ облакахъ и при томъ он не торчатъ голыми скалами, а, напротивъ, одты зеленью, на которой глаза останавливаются съ пріятностью и удовольствіемъ; ихъ склоны такъ круты, что невозможно себ представить, чтобы на нихъ могла удержаться человческая нога, однако, они испещрены вверхъ и внизъ тропинками, которыми швейцарцы пользуются каждодневно.

Иногда главы могучихъ горныхъ исполиновъ, свшивались совсмъ впередъ, подобно ширившейся крыш мансарды и на высочайшихъ точкахъ ихъ, едва доступныхъ глазу, лпились, какъ ласточьи гнзда, крошечныя хижины поселянъ, выбравшихъ себ по истин воздушное мстопребываніе! Но если какой-нибудь изъ этихъ поселянъ вздумаетъ заняться сомнамбулизмомъ или его ребенокъ, гуляя въ палисадник, полетитъ оттуда кубаремъ, — какое длинное путешествіе съ этихъ заоблачныхъ высотъ предстоитъ ихъ родственникамъ, прежде чмъ они разыщутъ кости этихъ несчастныхъ! И все-таки лачужки ютятся тамъ такъ красиво, кажутся такими удаленными отъ всего тревожнаго міра, погруженными въ атмосферу такого сладкаго, блаженно-соннаго покоя, что тотъ, кто хоть разъ попробовавъ пожить тамъ наверху, наврное, не захочетъ снова спуститься къ намъ внизъ.

Озеро извивается самыми прихотливыми изгибами среди этихъ громадныхъ зеленыхъ стнъ и съ возростающимъ восхищеніемъ вы видите, какъ величественная панорама то свертывается и исчезаетъ за вами, то снова въ новой прелести развертывается передъ вашимъ взоромъ! Порою меня пронизывалъ полный нги трепетъ неожиданности: передо мной внезапно выростала блестяще-блая громада далекой, надъ всмъ господствующей Юнгфрау или другого снжнаго исполина, который свшивался головой и плечами надъ вершинами Альпъ средней вышины. Въ то время, какъ я пожиралъ глазами одну изъ подобныхъ картинъ, углубившись всею душою въ ея созерцаніе и стараясь, насколько возможно, продолжить это наслажденіе, я услышалъ вдругъ позади себя молодой добродушный голосъ, спрашивавшій:

— Вы, конечно, американецъ? Я — тоже!

Это былъ юноша лтъ 18–19, стройный, средняго роста, необычайно подвижный, съ открытымъ лицомъ, добродушнымъ и оживленнымъ, съ безпокойными подслповатыми глазками, съ чуточку вздернутымъ носомъ, стремившимся какъ будто избгнуть встрчи съ первымъ пушкомъ молодыхъ усовъ и съ нсколько отвислою челюстью. На немъ была низкая шляпа съ широкими полями и съ синей лентой, на которой спереди былъ вышитъ блый якорь; его пиджакъ, брюки, жилетка, словомъ, весь костюмъ отличались изяществомъ и модой; изъ-за ловко сидвшихъ кожанныхъ туфель, завязанныхъ черными шнурками, выглядывали красные полосатые носки; голубой галстухъ на значительно открытомъ воротник; небольшія брилліантовыя запонки на груди; безукоризненно сидящія перчатки; блоснжныя манжеты съ крупными запонками, изображавшими собачью голову (англійскаго мопса) изъ оксидированнаго серебра; такая же собачья морда съ красными стеклянными глазами — въ вид набалдашника на его тросточк… Онъ держалъ подъ мышкой нмецкую грамматику Отто; волосы его были коротко подстрижены, припомажены и, — какъ я замтилъ, когда онъ повернулся, — съ тщательно проведеннымъ проборомъ. Онъ вынулъ изъ красиваго портсигара сигаретку, вставилъ ее въ пнковый мундштукъ, обернутый въ футляръ изъ марокской кожи и нагнулся къ моей сигар. Пока онъ закуривалъ, я сказалъ:

— Да, я американецъ!

— Я такъ и зналъ!.. я сразу узнаю американцевъ!.. На какомъ пароход вы совершили перездъ?

— На «Hobsoctia».

— А мы на Батавіи, Эйнардъ, конечно, знаете? Каковъ былъ переходъ?

— Довольно бурный.

— И мы тоже… Капитанъ говорилъ, что тамъ свжо рдко бываетъ. Вы откуда?

— Изъ Новой Англіи.

— А я изъ Нью-Блюммфельда. Съ кмъ вы путешествуете?

— Съ однимъ моимъ пріятелемъ.

— А я совсмъ нашимъ семействомъ; путешествовать одному ужасно скучно. Какъ вы находите?

— Да, конечно…

— Бывали вы уже здсь раньше?

— Да.

— А я нтъ. Это мое первое путешествіе по Швейцаріи; за то мы бывали уже повсюду: и въ Париж… и везд. Въ будущемъ году я долженъ поступить въ Гарфордскую коллегію и теперь изучаю здсь нмецкій языкъ; безъ знанія этого языка меня туда не примутъ. По французски я говорю довольно свободно; по крайней мр, въ Париж я прекрасно обходился. Въ какомъ отел вы остановились?

— Въ отел «Schweizerhof».

— Да? Неужели? А я васъ не зрлъ ни разу въ салон! Я очень часто хожу въ салонъ: тамъ всегда масса американцевъ, и я завожу знакомства. Я узнаю американца моментально, тотчасъ же заговариваю и, такимъ образомъ, мы знакомимся. Я очень люблю новыя знакомства. И вы тоже?

— Да, пожалуй…

— Это значительно оживляетъ такую поздку, какъ, напримръ, сегодняшняя; заводя новыя знакомства и болтая то съ тмъ, то съ другимъ; никогда не рискуешь соскучиться; если бы никого не нашлось, съ кмъ можно бы было познакомиться, то такая поздка показалась бы въ высшей степени утомительной. Я очень люблю разговаривать. А вы?

— Страстно люблю!

— Такъ что вы не скучали сегодня во время этой поздки?

— Да, немножко — въ начал, но теперь нтъ.

— Вотъ видите! Надо только прогуливаться вотъ такъ по пароходу, разговаривать и знакомиться, — я всегда такъ и длаю: разгуливаю туда и сюда, разговариваю то съ тмъ, то съ другимъ, — и поэтому никогда не скучаю… Вы уже были на Риги?

— Нтъ.

— А думаете?

— Да, думаю.

— Въ какомъ отел вы тамъ остановитесь?

— Не знаю еще. Разв тамъ ихъ нсколько?

— Три. Остановитесь у Шрейбера: тамъ вы всегда найдете массу американцевъ. На какомъ пароход вы совершили перездъ?

— На «City of Antwerp».

— Вроятно, нмецкаго общества? Предполагаете вы побывать въ Женев?

— Непремнно.

— Въ какомъ отел вы тамъ остановитесь?

— Въ «Ecu de Gen`eve».

— Нтъ, не длайте этого! Тамъ никогда нтъ американцевъ! Лучше остановитесь въ одномъ изъ большихъ отелей у моста, — тамъ ихъ всегда множество!

— Но я хотлъ бы поупражняться въ арабскомъ язык!

— Праведное небо! Вы говорите по арабски?

— Настолько, по крайней мр, что меня понимаютъ.

— Но въ Женев васъ не поймутъ: вдь тамъ говорятъ не по арабски, а по французски! Въ какомъ отел вы остановились здсь?

— Въ пансіон «Beau Rivage».

— Какъ жаль! Вамъ бы слдовало остановиться въ отел «Schweizerhof», — вдь это же лучшій изъ отелей во всей Швейцаріи. Разв вы не знали? Посмотрите въ Бедекер…

— Да, но я думалъ, что не найду тамъ американцевъ…

— Не найдете американцевъ? Боже мой! Ихъ тамъ кишмя-кишитъ! Я очень часто бываю въ тамошнемъ салон и завожу знакомства, — къ сожалнію, теперь нсколько меньше, чмъ въ начал, - такъ какъ теперь тамъ гораздо меньше жильцовъ… Вы откуда?

— Изъ Арканзаса.

— Вотъ какъ! А я изъ Новой Англіи, я живу въ Нью-Блюмфельд… Сегодня прекрасная погода! М вы тоже находите?

— Божественно!

— И я такъ думаю! Я очень люблю разгуливать вотъ такъ, туда и сюда, заговаривать то съ тмъ, то съ другимъ и заводить новыя знакомства. Американцевъ я узнаю моментально, — тотчасъ же подхожу и заговариваю. Я потому-то и не скучаю никогда въ подобныхъ прогулкахъ, что завожу новыя знакомства и разговариваю; я очень люблю разговаривать, если только нахожу подходящаго для того человка. А вы какъ?

— Да, это ужасно пріятно!

— И я такъ думаю! Иные люди берутъ съ собой книжку и читаютъ ее; другіе восторгаются природой, озерами и горами, — но я этого никогда не длаю! Пусть себ они длаютъ, какъ имъ нравится, мн это не по вкусу, — я люблю разговаривать… Вы были уже на Риги?