…когда зазвонил телефон… и он уже знал, что это его дочь, и ему уже стало и мучительно и радостно, оттого что он сейчас услышит ее голос, и нежный этот голос скажет на славянском языке, который он знал в детстве и за последние лет двадцать сильно привык… голосок ее скажет: «добр ден» или просто сразу — «татко» (папа), и она заговорит быстро-быстро… В сущности, он приехал в страну… он — гражданин именно этой страны, в этом городе живет его семья… Он, можно сказать, вернулся… И по всей стране полиция не будет интересоваться им… принципиально… И он мог бы не останавливаться в гостинице, а просто ехать домой, к жене и дочери…

…вскинулся с постели и схватил трубку на третьем звонке… — Татко)…

Он не позвал их наверх, а спустился вниз, к ним… Но им опасность не грозит, он уверен… И отогнал, выбросил из сознания это потаенное, болезненно сосущее чувство неуверенности. Если дать этому чувству волю, он встревожится, и тогда… непременно проиграет… А он еще должен понять, с кем он играет… и в какую игру… И кажется… это играют им… ими всеми… Кажется, это нами всеми играют… Но этого не будет…

…Он увидел свою девочку… как она стоит… вот она… в каком-то зеленом летнем платье, длинном, почти до щиколоток… Ее тонкие сильные руки… такие беззащитные… без рукавов… Черные мягкие волосы подстрижены покороче… ушки… Черные глаза… взгляд у нее такой добрый, мягкий… Он увидел, что она ждет ребенка… И, наверное, целую минуту — очень долго — он был — страх и тревога за нее… Как-то они шагнули друг к другу… и уже целовал бережно щеку… и висок… И, кажется, хотел что-то сказать… такое, что говорится обычно… пошутить мягко… Но не сказалось… Вот уже держал ее руки… немного отстранился… не мог насмотреться… В сущности, ведь только ее, свою младшую, последнюю, он любил… «Ванче!» — сказал, назвал ее ласково по имени… Она всегда кого-то напоминала ему… И никого… Просто она каждый раз была совсем другая, новая… И он вспоминал ее, прежнюю, вчерашнюю… — Татко, това э Михаил! — в ее голосе такое беззащитно-нежное желание, чтобы эти двое понравились… — …это Михаил… Парень разных оттенков коричневого… Выражение дружелюбия при этой тяжеловатой нижней части лица придает что-то забавное… Большая кисть сунулась в протянутые пальцы… — Мишо… Что-то дальше… Дочь говорила быстро-быстро… возбужденно и радостно… Вдвоем с зятем успокаивали ее, сбивчиво умоляли не волноваться… — Но я же не больная!… Я очень хорошо себя чувствую!… Но это она!… Папа, это она!… Я почувствовала!… Сама не знаю, почему… Но это она!… Как это хорошо, что я там оказалась!… Но я к ней не подошла!… Она не знает!…

Как много еще детского в ее голосе!… Он задал обязательные вопросы — как мама? бабушка Пенка?… Да, они хорошо… Вот она спросила, пойдет ли отец домой, и в голосе ее он теперь уловил легкую женскую ироничность… так женщины говорят с мужчинами, потому что мужчины всегда немножко дети… Ну да… Ну да… Отец решил поиграть в конспирацию, хотя никакой необходимости нет… Или есть необходимость?… Знать бы, кто играет нами… И зять на него глянул иронически… и с досадой… почти с раздражением… Значит, не верит… тревожится за нее… А кто этот парень? Он его не знает… А как они узнали о его приезде?… Просто его уже заметили… на вокзале… на улицах… Кто?… Методиев, Костов, Ани, Жоро… Ну да… Кто играет нами?… И зачем?… Но если бы все по логике, то и государства нашего не было бы… А его и нет!… Но будет!… Но эти слова — демагогия и чудовищность… когда вижу твое лицо, живое и единственное, Ваня, маленькая моя!… Государство — это гарантия развития нации, этноса… Это культура, это язык прежде всего!… Это защита!… И что мне… когда оно появится… возродится, все равно меня оттеснят… если еще не растопчут!… И что мне… И если я уйду от этого всего, тогда будут играть мною, маленьким человеком… А я не могу… Я сам привык играть!… Но ничего такого я тебе не скажу!…

Он сказал только, что не пойдет домой. Увидел, какая она стала грустная, и сказал, что они увидятся… непременно… Он попросил ее позвонить ему, как только она будет дома, но ничего не говорить по телефону о том, что они увидятся… Как-то она ответила… Но он уловил только «Да» своего зятя… раздражение, досаду, тревогу, злость почти открытую… но это было так сказано, что она ничего не уловила… он точно знал, не уловила… Уже стояли у двери… держал ее за руку… пониже локтя… будто хотел защитить от отца… Вдруг сделалось так тоскливо по ней… так мало видел ее… В несколько шагов был рядом… посмотрел в глаза… она все чувствует… поцеловал «звездочку» — так называл кожицу светлую — просвет на черных мягких волосах, где челка начинается… — Спасибо тебе!… Она почувствовала, что отец благодарит ее просто за то, что она есть, существует, а не за ту услугу, которую она ему оказала… Поцеловала его в щеку… — Я сразу позвоню!… Как только придем домой!…

В номере стоял у телефона… мучительными — до телесной боли — усилиями — вышвыривал — пинками, грубыми ударами — из головы, сознания, подсознания… ну, как еще называется?! — скомканные видения наезжающих автомобилей, окровавленного асфальта… Схватил трубку… еще больно было… Ее голос!… Нет, он не придет домой… он скоро уедет… маме… бабушке… да, Мишо мне понравился… целую тебя, маленькая… береги себя!…

Он лежал на постели… видел белый потолок… немного окна с этой лиственной зеленью… Кто играет?… Убирают его с дороги?… Этот арест в Греции… конечно, дело о наркотиках… Ну да… такая грубая игра… после — имитация журналистского расследования, в газетах — намеки на терроризм, шпионаж, и на бог знает какие последующие разоблачения… Полгода всего этого… тюрьма… Вдруг выпускают… И — ничего!… Будто ничего и не было!… Никакого ощущения слежки!… Свои пожимают плечами — случайность!… Но кто играет? Кто?!…

Дочь писала именно по тому адресу, по которому следовало писать… И она, его дочь, умела писать не хуже, чем те заговорщики у Свифта! И у нее «Наш брат Том нажил геморрой» означало, что оружие — в надежном месте, и только свистни!… То есть, в данном конкретном случае, когда он прочел, что у нее все хорошо, все здоровы, она уже на четвертом курсе, была практика в больнице, она вышла замуж, Михаил очень хороший, и это так грустно, что он не мог быть на свадьбе, и она так скучает, и хочет его увидеть, и познакомить с Михаилом!… Он получил письмо с опозданием — после тюрьмы!… Он сразу все понял!… И он уже знал, что его дочь могла попасть на практику в другую больницу. Но попала именно в эту! И значит, все заранее рассчитано! И знают его дочь! Знают, какие у нее могут возникнуть чувства! А она не знает, что ее искренние чувства возникли в результате чьей-то игры!… Двигают нас, как пешки… с квадратика на квадратик!… Но… Стало быть, Флейтистка обнаружена!… Нашли!… И теперь им для чего-то (ну, положим, ясно!) надо, чтобы он ее нашел!… И кто это может быть?… Идет широко… Такая нежность со стороны полиции и прочих властей… Остается только открыто приехать и… начать игру… Что он и делает!… Хорошо! Он их больше не устраивает! Он даже предполагает, кого именно!… Допустим!… Но Флейтистка! Ведь это козырная карта!… Он закрыл глаза… Красная темнота… И… мгновенное озарение!… Они обнаружили Флейтистку! И что-то не так! И она им не годится! И подключают его! Двигают. Шахматы!… И дальше?… Но ведь Флейтистка — это помимо, мимо всех игр! Это истинное, это вера!… Вот чего они не понимают, увлеченные, должно быть, своими партиями и ходами!… Флейтистка!… могут быть какие-то внешние несоответствия тому, что они ожидали… но суть!… И он обыграет их!… Голова ясная, тело здоровое, двигаться легко… Самому двигаться!… Против них!…

…на улице сразу сделалось это ощущение пресной душащей безвоздушности… Но он даже как-то парадоксально обрадовался. Следят! Умело! Но он все равно чувствует! Следите! Пожалуйста! Разрешаю!… Меня двинули, я перешел на указанный квадратик… Иду, куда велели!…