Блажен, кто верует…

1

Лес медленно затихал.

Укладываясь на ночлег, он зябко кутался в вечерний туман. Стихали птичьи напевы, тощие рыжие обезьяны, что изредка сюда забредали, сонно позевывали в густых кронах.

Становилось все тише.

Солнце, готовое скрыться до завтра, повисло над заснеженными вершинами далекого горного хребта, густым частоколом протянувшегося с севера на юг.

Между соснами, росшими на макушке высокого холма, лежал человек. В мешковатой куртке с множеством карманов и высоких яловых сапогах, возле его правого локтя нашлась видавшая виды винтовка с деревянным ложем. Лицо незнакомца скрывал оливкового цвета платок, обмотанный вокруг головы так, что видны были лишь глаза. Человек внимательно изучал широкую долину, что залегла от подножия холма и простиралась вплоть до каменистых предгорий, глядя на нее через старенькую подзорную трубу. Там внизу копились вечерние тени – близкие остроги гор угрожающе нависли над беззащитной долиной, заслонив от нее солнце. Кое–где среди темных крон тянулись к вечернему небу квадратные шпили, полуразрушенные башни, обвитые плющем и истерзанные ветрами. Поодаль виднелась провалившаяся крыша какого-то большого здания.

Человек сложил трубу и сунул ее в кожаный футляр на поясе. С досадой стукнув кулаком по земле, он поднялся, забросив винтовку за спину. Разочарованно вздохнув и бросив прощальный взгляд на закат, он быстрой трусцой побежал вглубь леса, удаляясь от темной долины.

Едва заметная среди густых побегов папоротника, тропка вилась между древесных стволов, то ныряя в сырые овраги, то взлетая на гребни холмов, изредка пропадая в колючих зарослях кустарника. Человек бежал, а на тропу все стремительнее опускались сумерки. Стих ветер, и шелест павшей листвы под массивными подошвами казался ужасно громким.

Где-то далеко позади, раздался утробный гул, похожий на голоса тяжелых медных труб. Человек вжал голову в плечи и прибавил шагу, а потом и вовсе бросился бежать со всех ног. Через несколько минут лес расступился, и беглец выскочил на поляну, куда сходились еще две тропы – с севера и юго–запада.

В нескольких метрах от поляны, среди буйной растительности обнаружились неприметные развалины. Две стены, гора серо–зеленого камня там, где обвалилась остальная часть здания, обломки колонн, некогда украшенных барельефами. Шатром над руинами нависли ветки старой раскидистой ивы.

Он легко взбежал на большую груду камней, присел у темного лаза, где кусок резного портала образовал нечто вроде арки. Согнувшись в три погибели, он юркнул в густую тень под камнями.

— Это я – Свист, — сказал он куда-то в пыльный мрак.

Через секунду послышались приглушенные голоса, что-то скрипнуло, и в тесном лазу вдруг стало светлее – целый кусок стены неожиданно ушел в сторону, и из образовавшегося отверстия полился яркий свет.

Жмурясь и прикрывая глаза рукой, назвавшийся Свистом полез в открывшийся ход.

Свист оказался в небольшой комнате с каменными стенами и низким сводчатым потолком. Плиты пола укрывали шерстяные одеяла, а посередине комнаты на камне правильной формы стояла железная чаша, в которой горел огонь. Горел странно, совсем не давая дыма и на удивление ровно. В дальнем углу имелся большой железный короб с цифровой маркировкой на борту.

Он остановился у входа. Обитатели подземелья встретили его крайне холодно, негостеприимно направив прямо ему в грудь стволы короткого карабина и револьвера.

Револьвер оказался в руках молодого парня, смуглого и черноволосого, одетого в потрепанный комбинезон, камуфлированный под осенний лес. Карабин же принадлежал рослому человеку, что стоял рядом с входом в подземелье. То был крепкий мужчина средних лет, с бритой наголо головой и длинными вислыми усами ниже подбородка. Жилет из грубой ткани оставлял открытыми сильные, мускулистые руки, покрытые незамысловатыми узорами татуировок. На широком ремне висел целый ворох объемистых подсумков.

— Да я это, я, — поспешил заверить Свист. – А хотите, свистну?

— И так сойдет, — угрюмо пробасил усач.

На миг повисла напряженная тишина. Свист пожал плечами и стал разматывать платок, скрывающий лицо. Лицо оказалось самым заурядным – прямой нос, резкие скулы, небритый подбородок. Коротко подстриженные, пшеничного цвета волосы уже начали отрастать.

— Ладно, все в порядке, проходи, — бритоголовый опустил оружие.

— Спасибо, Орех, — ответил Свист.

Он присел у огненной чаши, а носивший имя Орех запер входной люк на засов.

— Ну как? Удачно? – звонким, юношеским голосом спросил парнишка, убирая револьвер в тряпичную кобуру.

— Не очень, — признался Свист. – Хотел сегодня проверить руины в северной долине – те, которые ближе к прудам.

Орех одобрительно хмыкнул, присаживаясь рядом.

— Да не вышло, утром наскочил на кота дикого, да знаете, здорового такого! – он показал руками. – Еле ноги унес, а он, животное бестолковое, за мной увязался. Близко не подходит, но и не отстает. Пришлось петлять.

— А чего не подстрелил? – спросил Орех, – он как раз вынул широкий нож и принялся править его камнем.

— Так дело у болот было, хоть и день ясный, а все-таки шуметь близко к топям я побоялся, — ответил Свист, добавив, словно оправдываясь. – Ну, мало ли.

Орех только отмахнулся.

— Вот. Короче времени я с этими котом потерял уйму, только перед самым закатом к долине подобрался. Куда там до развалин дойти уже было – сумерки.

— И правильно, — одобрительно кивнул Орех и добавил после паузы. – Я вот Крепыша на его первый промысел водил, вполне удачно.

Крепыш радостно потряс в воздухе небольшой сумкой с кожаными накладками.

— Поздравляю! — Свист хлопнул коренастого юношу по плечу.

— Слыхал? Следопыт исчез, — резко сменив тему, хмуро спросил Орех.

— Нет, я больше недели как из Дома ушел, мерцала собирать, — ответил Свист, скрипнув крышкой жестяного короба. – Тогда Отец, теперь Следопыт…

Он тряхнул головой, словно отгоняя мрачные мысли, и вынул буханку мягкого хлеба, завернутого в тряпицу.

Свиста всегда изумляло, как так выходит, что в «норах» еда долго не портится, даже если просто в мешке лежит. Хлеб неделю, а то и больше, остается свежим, мясо не гниет и молоко не киснет. Было у «нор» много загадок. Вот взять хотя бы «очаг» — медную чашу, что горит в каждой норе. Он посмотрел на ровно пляшущие языки янтарного пламени, встающие над медной плошкой .

Ведь никто его, – очаг, – не зажигает, огонь сам к вечеру загорается, и дыма не дает, а днем посмотришь – просто медная посудина, ни масла тебе, ни другого топлива. Пустая она как не крути.

— Он с Болтуном пошел к северным предгорьям, — напомнил о себе Орех, — там давненько никого не бывало, так что они рассчитывали на богатый улов. Болтуна потом у норы нашли в лоскуты разодранного, по сапогам только и опознали. А вот Следопыта и след простыл, — неудачно скаламбурил охотник.

— Думаешь, Следопыт еще вернется? – спросил Свист.

— Мне почем знать? Подождем еще несколько дней. Если не вернется, тогда уже и помянем, — пробурчал в ответ мрачный Орех, он как раз приспосабливал железную треногу поверх Очага. – Охотники и раньше пропадали без следа. Вопрос еще и в том, почему тело за несколько ночей не исчезло?

Угрюмый Орех и Следопыт были друзьями, к тому же одними из самых опытных охотников в Доме Свиста. Потеря такого, как Следопыт – не только личное горе Ореха, но и серьезная потеря для общины.

Утвердив конструкцию на камне, Орех нашел в углу небольшой чайничек, залил в него воды из железной канистры, и водрузил на треногу. Огонь принялся лизать черные от копоти бока.

— Сперва без Отца остались, сейчас Следопыт вот пропал, — пробурчал Орех. – Прямо напасть какая-то.