Девять принцев Амбера

1

После целой вечности ожидания кажется, что-то стало проясняться.

Попытался пошевелить пальцами ног – удалось. Я лежал, распластавшись, в больничной постели, обе ноги были в гипсе, но все-таки это были мои ноги.

Я изо всех сил зажмурился, потом открыл глаза – и так три раза.

Комната постепенно перестала вращаться вокруг меня. Но где это, черт побери, я нахожусь?

Постепенно туман, застилавший мозг, начал рассеиваться, и я кое-что припомнил. Долгие темные ночи, санитарок и уколы. Каждый раз, как только я начинал приходить в сознание, меня тут же кололи какой-то гадостью. Так все и было. Да. Именно так. Но сейчас я чувствовал себя вполне прилично. По крайней мере наполовину. И им придется прекратить это их лечение.

Придется ли?

Может быть, и нет – внезапно пришло на ум.

Естественный скептицизм относительно чистоты человеческих намерений прочно укоренился в моем мозгу. Да меня просто перекололи наркотиками, – внезапно сообразил я. По моим ощущениям, никакой особой необходимости в этом не было и не могло быть, но если уж они начали, то с какой стати им останавливаться именно сейчас? Ведь наверняка за это заплачено. Значит – действуй хладнокровно и сделай вид, что ты все еще в дурмане, – подсказал мой внутренний голос, мое второе я, самое худшее, но и более мудрое.

Я последовал его совету.

Санитарка осторожно заглянула в палату примерно десятью минутами позже и, конечно, я все еще храпел. Дверь тихо закрылась.

К этому времени в памяти восстановилось кое-что из того, что произошло.

Я смутно припоминал, что попал в какую-то аварию. Что произошло потом – было как в тумане, ну, а о том, что было до этого, я вообще не имел ни малейшего представления. Но сперва меня привезли в обычный госпиталь, а потом перевели сюда, это я помнил, но не знал, почему.

Однако я чувствовал, что ноги были в полном порядке. По крайней мере, я вполне мог ходить, хотя и не помнил точно, сколько времени прошло с тех пор, как я их сломал. Ну а то, что у меня было два перелома – это помнил.

Голова несколько кружилась, но вскоре это прошло, и я поднялся, держась за железный прут изголовья кровати, и сделал свой первый шаг.

Полный порядок – ноги меня держат.

Итак, теоретически я вполне способен уйти отсюда восвояси.

Я вновь добрался до кровати, улегся поудобнее и стал думать. Меня зазнобило, на лбу выступил пот. Во рту отчетливо чувствовался вкус сладкого пудинга…

В Дании пахло гнилью…

Да, я попал в автокатастрофу, да еще какую… Затем дверь открылась, впустив в комнату луч яркого света из коридора, и сквозь щелки век я увидел сестру со шприцем в руках.

Она подошла к постели – широкобедрая бабища, темноволосая и с толстыми руками.

Как только она приблизилась, я сел.

– Добрый вечер, – сказал я.

– Д-добрый… – ответила она.

– Когда я выписываюсь отсюда?

– Это надо узнать у доктора.

– Узнайте!

– Пожалуйста, закатайте рукав.

– Нет, благодарю вас.

– Но мне надо сделать вам укол.

– Нет, не надо. Мне он не нужен.

– Боюсь, что доктору виднее.

– Вот и пригласите его сюда, и пусть он сам это скажет. А до того я не позволю делать себе никаких уколов.

– И все же боюсь, что тут ничего нельзя сделать. У меня точные указания.

– Они были и у Эйхмана, а поглядите-ка только, что с ним сделали.

И я медленно покачал головой.

– Ах вот как, – сказала она. – Учтите, что мне придется доложить об этом… этом…

– Обязательно доложите, – съехидничал я, – и кстати, во время своего доклада не забудьте сказать, что я решил выписаться отсюда завтра утром.

– Это невозможно. Вы не можете даже стоять на ногах, а что касается внутренних повреждений и кровоизлияний…

– Посмотрим, – сказал я, – спокойной ночи.

Она исчезла из комнаты, не удостоив меня ответом.

Я вновь улегся поудобнее и задумался. Похоже было, что я нахожусь в частной клинике, и это означало, что кто-то должен был оплачивать счет, и немалый. Но кто? Кого я знал? Я не мог вспомнить ни одного своего родственника или друга. Что из этого следовало? Что меня упрятали сюда враги?

Я стал думать дальше.

Ничего.

И никого, кто мог бы поместить меня сюда.

Мой автомобиль упал с небольшого утеса прямо в озеро… И это было все, что я помнил.

Я…

Я весь напрягся, и меня вновь прошиб пот.

Я не знал, кто я такой.

И чтобы хоть чем-то занять себя, я уселся на постели и принялся разбинтовывать все свои повязки. Под ними все было в порядке, да к тому же меня не оставляло чувство, что я все делаю правильно. Я сломал гипс на правой ноге, используя как рычаг железный прут, выломанный в изголовье кровати. У меня внезапно возникло чувство, что надо убираться отсюда как можно скорее, и что мне обязательно надо сделать что-то очень важное.

Несколько раз согнул и разогнул правую ногу. Полный порядок.

Разбив гипс на левой ноге, я поднялся и подошел к стенному шкафу.

Моей одежды там не было.

Затем я услышал шаги. Я вернулся на кровать и как можно более тщательно накрылся бинтами и разломанным гипсом.

Дверь вновь открылась.

Затем комната ярко осветилась, и у самого входа, у выключателя встал здоровенный детина в белом халате.

– Мне сказали, что вы тут грубо отказываетесь подчиниться нашей санитарке, – сказал он. Здесь уже было не притвориться спящим. – Как это понять?

– Не знаю, – ответил я, – а что?

Это его обеспокоило на секунду-другую, затем, нахмурившись, он продолжал.

– Сейчас время вашего вечернего укола.

– Вы врач?

– Нет, но мне велено сделать вам укол, а для этого у меня хватит медицинской подготовки.

– А я отказываюсь от укола, – сказал я, – и имею на это полное юридическое право. В конце концов, какое вам дело?

– Я сделаю вам укол, – проговорил он, приближаясь с левой стороны кровати.

В руке его появился шприц, тщательно до этого скрываемый.

Это был очень некрасивый, грязный удар, дюйма на четыре ниже пояса, если я не ошибаюсь. Он упал перед кроватью на колени.

– …. …. – сказал он спустя некоторое время.

– Еще раз подойдете ко мне, и пеняйте на себя.

– Ничего, мы умеем обращаться и с такими пациентами – выдавил он с трудом.

Тогда я понял, что наступило время действовать.

– Где моя одежда?

– … … – повторил он.

– В таком случае мне придется позаимствовать вашу. Дайте-ка ее сюда.

Его ругань начала уже утомлять меня, так что пришлось накинуть на него простыню и оглушить железным прутом.

Примерно через две минуты я был одет во все белое – цвет Моби Дика и ванильного мороженого. Какое уродство.

Я запихал его в стенной шкаф и выглянул сквозь зарешеченное окно. Я увидел старую луну с молодым месяцем на руках, качающую его над верхушками тополей. Трава слабо серебрилась и переливалась тонким светом. Ночь слабо спорила с солнцем. Ничто не подсказывало, где именно я находился. Комната моя тем не менее располагалась на третьем этаже здания, и освещенный квадрат окна слева внизу от меня говорил о том, что на первом этаже кто-то не спал.

Так что я вышел из комнаты и осмотрел коридор. Слева он заканчивался глухой стеной с зарешеченным окном, и по обе стороны располагались четыре двери. Скорее всего, они вели в такие же палаты, как и моя. Вернувшись к окну, я не обнаружил ничего нового: те же деревья, та же земля, та же ночь. Я повернулся и направился в другую сторону.

Двери, двери, двери без единой полоски света под ними, и единственный звук – шлепанье моих ног, да и то только потому, что позаимствованная обувь оказалась слишком велика.