Предисловие

Литературная критика по ряду исторических, социальных и других причин утратила те функции, что имела во времена Белинского и, хоть и несколько иначе, Фуко в дни Парижской весны 1968-го, то есть не может уже «пасти народы», формировать идеологию или как-либо заметно влиять на общественные настроения. Особых причин для переживаний, на мой взгляд, тут нет, потому что это может позволить критике вернуться с полей идеологических битв (куда некоторые публицисты ее до сих пор активно вербуют) к своему «прямому» назначению, а именно — к работе непосредственно с книгой. Такая практика очевидным образом «…является не только эзотерической составной частью экспертной культуры, еще одно ее назначение — выполнять роль посредника между экспертной культурой и повседневным миром. <…> С эзотерической точки зрения критика осуществляет своего рода работу по переводу. Она переводит содержание произведения искусства с языка переживаний на нормальный язык; только таким путем может быть высвобожден новаторский потенциал искусства и литературы в отношении жизненных форм и жизненных историй, воспроизводящихся в повседневных коммуникативных действиях» [1] .

Кажется, и эту мысль Ю. Хабермаса, в свою очередь, можно «перевести» на более современный язык. Известный термин недавних лет Web 2.0 предполагал принципиально новый формат Интернета. Если до этого «контент» сайтов был, можно сказать, линейным, предполагал лишь простое восприятие его, то предложенный Тимом О’Рейли в 2004 году подход к содержанию Всемирной паутины — прежде всего интерактивность. Рядовой пользователь получает возможность выкладывать в Сеть музыку и видео, в тех же «социальных сетях» создавать группы по интересам, менять дизайн традиционных страниц поисковых систем, участвовать в масштабных проектах (та же «Википедия» — продукт Web 2.0), писать блоги.

Критика и видится мне своего рода Web 2.0, поскольку производит своеобразную интеракцию с разбираемым произведением. Пишущий о книге не только высказывает о ней какую-то точку зрения и оценку, разбирает ее устройство и вписывает в существующий контекст, но и работает с ее смыслами, выделяя существующие и, вполне возможно, наделяя несуществующими, но предполагаемыми, чаемыми, витающими где-то между компьютером автора, обложкой книги и взглядом читателя. Последнее, кстати, может оказаться самым интересным для всех троих — как читателя и критика, так и автора…

С этой точки зрения интересна трактовка произведений не только экспериментальных, нащупывающих новые эстетические пути, и произведений, маркирующих определенную художественную или социальную тенденцию, но и классических, традиционных книг, существование которых в наши дни предполагает подчас далеко не классическое восприятие.

Поэтому при подготовке текстов для этого сборника, в который вошли мои критические тексты, публиковавшиеся в последние годы в основном в периодических изданиях, я отказался от принципа полного upgrade’a — в статьях устраняются технические погрешности и дописываются некоторые соображения, даются ссылки на какие-то тексты, не замеченные автором на момент написания или же появившиеся после публикации статей, но переписывать сейчас статью означало бы создавать новую, отказываясь от той картины литературной и даже социальной действительности, что проступала из разбираемых произведений три, например, года назад.

Отнесение различных авторов к какому-либо разделу — «Эксперимент», «Тенденция» и «Традиция» — носит субъективный и иногда даже произвольный характер (хотя бы в силу того, что некоторые тексты претендуют на наличие в двух разделах сразу). Если в первой части меня интересовали чаще всего некоторые стилистические инновации, а во второй — не столько даже эстетические, сколько социальные тенденции, то в третьей, скорее, преломление в книгах последних и не совсем лет идеологических, религиозных и т. п. архетипов.

И самое важное. Мне хотелось бы поблагодарить моих редакторов, без которых эти статьи никогда не были бы опубликованы или бы вышли в свет в гораздо более несовершенном во всех отношениях виде — Илью Владимировича Кукулина, Ирину Бенционовну Роднянскую, Марию Семеновну Галину и Владимира Алексеевича Губайловского.

I. Эксперимент

1. Полный чайник пустоты [*]

Дмитрий Дейч родился в Донецке, жил в Армении, Москве и Санкт-Петербурге, с 1995 года постоянно живет в Тель-Авиве. Печатался в журналах «Многоточие», «Солнечное сплетение» и других, участвовал в сборниках короткой прозы: «Очень короткие тексты» (составитель Д. Кузьмин), «Русские инородные сказки» (вып. 2 и 3), «Прозак» (составитель всех трех — Макс Фрай). В 1995 году у Дейча в Донецке вышла книга «Август непостижимый», а в 2007 году в Москве, в издательстве «Гаятри», книга «Преимущество Гриффита», необычность которой состояла в том, что сорок пять коротких текстов писателя сопровождались рисунками шестнадцати художников — для этого издания по полному праву подходит модное, но профанированное в последнее время слово «проект». Дополнительно в «многомерности» этой книги можно убедиться, если посмотреть довольно содержательный сайт (www.griffit.ru), а также прочесть интервью автора, посвященное этой книге [4] .

Интереснее, однако, другое интервью, в котором Дейч рассуждает о самой специфике миниатюры или короткой прозы — именно так, хотя, кажется, к текстам самого Дейча в качестве определения вполне подходят как «сказка», так и «притча»:

Ситуация с короткой прозой, надо заметить, отчасти изменилась буквально за год после публикации этой беседы, в которой в качестве единственных примеров упоминается тот же давний сборник «Очень короткие тексты» (М.: НЛО, 2000), книги А. Сен-Сенькова (выходящие, по счастливому стечению обстоятельств, вполне регулярно [6] ), а также готовящаяся к публикации в том же «Гаятри» книга комиксов Л. Горапик. Так, книга Горалик не только вышла (Заяц ПЦ. М.: Гаятри, 2007), но и герои ее, Заяц ПЦ и его воображаемые друзья, стали настолько популярны, что разошлись на юзерпики в «Живом журнале» и публикуются отдельными изданиями в интернет-журнале «Культура. Открытый доступ» (www.openspace. ru) и «Снобе». Жанр произведений про знаменитого зайца можно определить как комиксы-миниатюры — несколько рисунков с минимальными репликами или даже отсутствием таковых. У той же Горалик вышла книга «Короче» (М.: НЛО, 2008), состоящая из (в действительности или словно бы) подслушанных отрывочных фраз, фрагментарных наблюдений и собственно рассказов минимального размера. Кроме того, весьма популярным опять же буквально в последние годы стал жанр поэтической миниатюры — вплоть до сверхминимальной формы «танкеток», изобретенной живущим в Британии поэтом и прозаиком Алексеем Верницким [7] .

Сочинение «очень короткой» прозы в новейшей русской литературе не приняло массового характера, чего, впрочем, вряд ли кто-нибудь ожидал в силу специфики как самого жанра, так и каждого отдельного произведения, чаще всего обладающего синкретичной оригинальностью, далеко выбивающейся из общепринятых канонов. Здесь можно вспомнить притчу Дейча из опубликованного в рецензируемой книге цикла «Переводы с катайского» (так у автора. — А.Ч.) — о мастере, продававшем свои чайники в три раза дороже, чем его коллега из соседнего селения. Когда мастера спросили о причинах такого возмутительного ценообразования, он ответствовал: «Наливая воду в чайник, вы восполняете пустоту, присутствующую в нем. Мои чайники не отличаются по объему от чайников конкурентов, и количество пустоты остается прежним, зато у меня она в три раза гуще, чем у соседей, поэтому цена разумна и оправданна». Поэтому самое время поговорить о качестве и свойствах того, чем наполнены эти небольшие и непритязательные на первый взгляд тексты, сопровождаемые рисунками художника Натальи Поваляевой. Рисунков не так много, как в «Преимуществе Гриффита», но вполне достаточно для того, чтобы вызвать интересные ассоциации — лично у меня, например, они поместились в эстетическом спектре где-то между иллюстрациями к детским книгам и клипами на песни «Smashing Pumpkins» и «Radiohead»…