Пролог

ПИТЕР

Настоящее

Сидни нервно крутит кольцо на пальце и поднимает на меня глаза. Мягким голосом, который использует, когда волнуется, она спрашивает:

– Что ты нашел?

Желудок сводит весь день, с тем самых пор как я открыл эту последнюю коробку. Она была ее – Джины. После всего, через что мы прошли, я никогда не догадывался, что Джина вела дневник – яркое описание человека, которым я был.

Сидни известна моя репутация. Но то, что напечатано в прессе, и то, что написано в этих дневниках – две совершенно разные истории.

Так странно снова любить. Я думал, что умру в одиночестве. Когда я потерял Джину, у меня не было ни желания жить, ни надежды. А затем Сидни изменила мою жизнь. Держа эти записи, я могу почувствовать старую версию себя, похороненную глубоко внутри. Все драки, ярость, нескончаемая вереница женщин, которые могли сделать все, что угодно, лишь бы перепихнуться со мной – все на этих страницах. Смутно вспоминая каждый момент, я чувствую влияние и пустоту человека, на которого я кричу из глубины себя. Но этот период моей жизни закончился, затерялся в прошлом, и я заставляю отголоски того, кем я был, и на этот раз уйти на задний план.

Признаться, я не скучаю по той жизни, но волнуюсь, что произойдет, когда Сидни узнает, кем я был, каким я был. Сидни видит во мне только лучшее. Она видит меня профессором английского, поэтом. Но глубоко внутри я не такой. Та часть моего прошлого до сих пор скрывается внутри меня. Она вынырнула из тьмы, когда бывший Сидни пытался причинить ей боль. Я заставил его за это заплатить. Моя жестокость была оправдана, но это не имеет значения. В конце концов, даже если я и изменил имя, я все еще Пит Ферро.

Глядя на дневники, я делаю выбор. Она должна знать. Если Сидни выйдет за меня, она должна знать и хорошее, и плохое. Чтения прессы недостаточно. С трудом сглотнув, я крепко сжимаю дневники в руках и пересекаю комнату.

Я оглядываю маленький домик, который Шон подарил нам, и вновь думаю о том, как он совершенен, вплоть до выполненного на заказ насеста для мистера Индейки. Иногда Шон ведет себя настолько мужественно, что я думаю, он ни о ком не заботится, а потом он делает что-то вроде этого. Я не могу понять его. Когда я вижу Шона и думаю о его жизни, я удивляюсь тому, как мы на самом деле с ним похожи. Интересно, единственная ли причина того, что я другой, в том, что я пытаюсь притворяться.

Только ли это надо изменить? Возможно, я совсем не другой, просто хочу быть таким. Другое имя, другая жизнь, которая не покрыта шрамами и рухнувшими мечтами. Когда я смотрю на Сидни, я снова чувствую себя живым. Призрак того, кем я был, исчезает, и я реален, каждое желание, каждая мечта могут сбыться, и все благодаря ей. Я покажу ей эти дневники, и это уничтожит нас обоих, но услышать правду обо мне от кого-то постороннего еще хуже. Я не буду так рисковать.

Сидни сидит на кровати, мрачно ожидая разговора со мной, словно может почувствовать, какой на мне лежит груз. Я думал, что моя душа безвозвратно потеряна, пока Сидни не села за мой стол и не улыбнулась своей красивой улыбкой. Спасибо Господу за нее.

– Сидни? – хоть я и стараюсь, но не могу скрыть от нее свои чувства. Никогда не мог.

– Питер, что это?

Я сажусь к ней лицом, кровать прогибается под моим весом, и кладу дневники между нами.

– Когда разбирал вещи, я нашел это – дневники Джины, – голос срывается, и я смотрю куда угодно, только не на Сидни. Вдыхаю и медленно выдыхаю. Мне нужно произнести это до того, как дыра в моей груди поглотит меня. Она растет, сопровождаемая давлением, которого не было минуту назад. Она ругает меня, призывая к молчанию.

Она не поймет, говорит голос в глубинах моего сознания. Он появляется время от времени, когда я пытаюсь сказать правду, и пинает меня под зад. Изнутри я покрываюсь льдом, пока не начинаю дрожать.

Сидни кладет свою ладонь на мою. Такую теплую, успокаивающую, уверенную и хрупкую. Она смотрит на меня своими темными глазами, и я хочу раствориться в ней. Я хочу засунуть дневники в мусорное ведро и сбежать, но не могу. Независимо от того, насколько сильно стараюсь, я не смогу изменить того, кем был, того, кто я есть.

Она должна знать.

Я приклеиваю к губам улыбку, глядя на нее сверху вниз.

– Пока я распаковывался, нашел парочку коробок, которые никогда не открывал с момента последнего переезда. Это, своего рода, реликвии старой жизни, которые я не хочу помнить, – я прерываю повествование, пытаясь набраться сил, чтобы сказать остальное, и передаю ей книги. Я сжимаю челюсть, тело будто бы знает, что это самый верный способ убить наши отношения, но сердце протестует. Оно кричит, задействовав мои губы. – Когда я открыл сегодня коробки, то нашел эти книги. Это дневники Джины.

Сидни открывает рот в форме «О», вихрь эмоций отражается на ее лице. Она усиливает хватку на моей руке, наклоняясь вперед.

– Боже мой, Питер, мне так жаль. Это наверно очень тяжело, – она протягивает и берет меня за вторую руку, пытаясь утешить меня, но это последнее, что мне сейчас нужно.

Притягиваю ее к себе, и наши лбы соприкасаются. Я успокаиваю себя, держа ее руки, разрешая себе упиваться ее запахом, ее прикосновениями. На ее губах играет улыбка, и она протягивает руку, касаясь моей шеи. Она кладет руку на мое плечо, погружая пальцы в волосы на моем затылке. Так Сидни проявляет доброту, заставляя меня хотеть прижать ее к себе и никогда не отпускать.

С того момента, как она обнаружила, что я Ферро, она всегда была только добра. К предстоящей свадьбе Сидни даже не просит меня отказаться от фамилии Джины. Уверен, она даже возьмет ее фамилию, если я об этом попрошу. Она знает, что такое потеря так, как немногие. Вот почему не правильно удерживать ту часть моей жизни от нее. Я ее не заслуживаю.

Это мой единственный шанс. Будут неприятные последствия, но все же это кажется правильным. Отстраняясь, я запускаю руки в волосы и вздыхаю.

– Дело в том, что эти дневники обо мне, о том кем я был до нашей встрече. Парню из прессы приходилось сталкиваться с трудностями, и, Сидни, он все еще здесь, – опираясь на стопку книг, я провожу рукой по обложке. – Этот парень все еще часть меня.

По выражению ее лица я знаю, что она не верит. Не то чтобы она думает, что я лгу, но ее сострадание и прощение дается неосознанно. Я беру ее за руку и играю с камнем на кольце.

– Это то, что тебе нужно знать. Я не тот, кем был раньше, но тот парень все еще здесь, внутри меня. Просить тебя прочесть их странно, я знаю. Они полны мыслей другой женщины и…

Сидни отстраняется, вставая с кровати, и прижимает палец к мои губам. Сердце болит настолько сильно, что может взорваться.

– Тише, Питер, ты больше не тот парень, каким был до этого. Все это видят. Черт, даже Шон может видеть это, хоть он и осел, – она убирает руку и слегка улыбается. – У всех есть прошлое, и у меня. Мы не должны этого делать.

– Твое прошлое отличается от моего. Ты делала плохие вещи осознанно. А я нет. Если ты собираешься выйти за меня, если ты правда хочешь быть со мной и понять мои тайны, мои недостатки, помочь мне снова не стать тем человеком, каким я был раньше, тогда ты прочтешь это.

Желудок сводит, говоря, что это ради нее. Есть миллион способов, которыми она может принять новую информацию, а я понятия не имею, насколько подробно Джина вдавалась в то, как я относился к ней, в то, что она видела, и в то, что я сделал. Я не мог заставить себя прочесть больше, чем несколько страниц. Каждая была о том, каким я был испорченным, и как сильно она ненавидит меня. Я был с ней жесток, для чего не было оснований или оправданий. Джина описывала меня, как идеальный вихрь: смертельный, уничтожающий все на своем пути без угрызений совести и стыда.

Сидни берет первую тетрадь и кивает.

– Я сделаю для тебя все, Питер, но не важно, что здесь написано – это не изменит моего мнение о тебе и о нас.