Введение

Глава 1. Сможете ли вы участвовать в экспедиции на Эверест?

11 октября 1952 — 12 февраля 1953

Это было в субботу 11 октября 1952 года. Во второй половине дня должно было состояться крещение моего первого сына. Утром, как обычно, я был занят на преподавательской работе; когда пришел домой к обеду, жена сообщила, что звонил из Лондона Джон Хант. Я никогда не забуду этот день из-за охватившего меня чувства нереальности. Я догадывался о значении этого звонка.

Прошло три дня, пока нам удалось наконец связаться. Мне пришлось для этого выйти из класса, где я вел урок. «Пожалуйста, займитесь немного неправильными глаголами на странице 96»,— сказал я для проформы. По междугородному телефону я услышал голос Джона: «Не смогли бы вы приехать в Лондон, Уилф, мне хотелось бы обсудить с вами кое-что по Эвересту. И во-вторых, не сможете ли вы освободиться сами для участия в экспедиции?»

Итак, как я и подозревал, это произошло, и, возможно, на меня это произвело большее впечатление, чем на других членов экспедиции. Я не ожидал ничего подобного и считал, что распрощался с высочайшими вершинами Гималаев, собирался летом посетить Италию и закончить книгу о некоторых итальянских путешественниках XIX века. Кроме того, я не был уверен в своей спортивной форме. Однако теперь в мои планы вторглось нечто совершенно новое. Конечно, я свободен в выборе, да, но какой же может быть ответ, помимо согласия?

Я ответил Джону, что вряд ли кто-либо, кроме него, смог бы убедить меня, что я «свободен» от всяких обязательств и смогу принять участие в экспедиции на Эверест. Однако, когда официальное письмо от секретаря Гималайского Комитета Базиля Гудфеллоу легло ко мне на стол, мы оба с женой почувствовали в эту минуту, что это скорее неизбежный, чем счастливый случай, обстоятельство, влекущее в неизвестное, к новой жизни. Я должен ехать, потому что... потому что я должен. Так же как Эверест должен быть побежден.

Таким образом, все казалось мне несколько нереальным, когда я 17 ноября входил в одну из комнат Королевского Географического Общества и подходил к большому, покрытому сукном столу, по краям которого были разложены листы с повесткой дня и остро очинённые карандаши. В комнате толпился народ. Мы были представлены друг другу (некоторые из присутствовавших успели подружиться ещё во время экспедиции на Чо-Ойу [1] ) и заняли свои места. В последующие два часа в комнате царили мир и табачный дым. Два часа Джон Хант руководил обсуждением вопросов, касающихся организации экспедиции, снаряжения, денежных средств, диеты, дюралевых лестниц, радиостанции и множества других вещей. Мы были заняты, как на коллегии министерства.

Время от времени я отвлекался, чтобы разглядеть развешенные на стене фотоснимки вершины. Это было нужно мне, чтобы поверить, что мы, обыкновенные люди, одетые сейчас в обычные костюмы, доберемся когда-нибудь до тех мест, где швейцарцы, возможно, уже сейчас ползут по головокружительным скалам. И мне было страшновато сталкиваться впервые с людьми, с которыми вскоре предстояло прожить пять месяцев в тесных палатках в самых различных условиях. Моего воображения не хватало, когда я пытался представить себе швейцарцев, этих людей со стальными нервами и мышцами, лежащими скорчившись под ударами ветра, с немеющими от холода руками и ногами. Я взглянул на свои руки, торчащие из свитера,— совершенно обычные руки, которые мерзнут уже при лондонской ноябрьской прохладе. Мне было интересно, может ли какое-либо медицинское исследование действительно определить мою пригодность к высотным восхождениям? Ибо осматривающий нас лорд Ходэр с доброжелательностью сообщил мне, что он не видит причины для моего «отвода». А может быть, просто считается, что духовное начало в состоянии преодолеть все не отмеченные медицинским диагнозом трудности? Да, по-видимому, это так. Я плохо переношу холод, но на Эвересте я не должен его чувствовать.

Мои размышления прервал голос Джона Ханта: «Сможете ли Вы помочь при отправке грузов?» Я ловко скосил глаза на повестку дня. Мы дошли до раздела «Обязанности в горах». «Да, охотно»,— ответил я.

С литературной стороной все в порядке. Я с этим справлюсь. А что ещё? Каждый имел по крайней мере две обязанности. Я необдуманно вызвался помогать в упаковке. Кто-нибудь, наверное, имел какие-то соображения по этому вопросу. А относится ли ко мне снаряжение? Увы, думал я, как мало они меня знают. Я представил себе возможное выражение лица Тома Бурдиллона, когда он в безоблачный день среди трещин вдруг обнаружит, что моя рассеянная особа забыла упаковать глетчерную мазь.

Мы перешли в другую комнату, где с нас были сняты мерки для обуви, кислородных масок и одежды. Затем был чай, предложенный женой Джона — Джой Хант. Она отлично управляла вверенной ей областью — кулинарией.

Подготовка и упаковка

На этом этапе никто ещё не знал, чем кончилась швейцарская осенняя попытка восхождения на Эверест. Бремя этой неопределённости тяжелее всего сказывалось на Джоне, однако оно затрагивало и всех нас. Мы не могли без волнения читать сообщения, напечатанные во многих газетах, о том, что швейцарцы заночевали в пятидесяти метрах от вершины, хотя разум отказывался верить этому. А что, если они добьются успеха? Некоторые из нас склонялись к тому, чтобы предпринять тогда попытку второго восхождения, считая, что мы должны действовать независимо. Такое рассуждение казалось мне нелогичным, ибо тогда мы не должны были бы использовать опыт швейцарцев. Другие считали, что следовало бы в этом случае выбрать другой объект. Однако, если экспедиция должна направиться к другой вершине, как это правильно решил Гималайский комитет, трудно будет обеспечить финансирование. Слово «Эверест» завораживает. Возвратясь как-то вечером домой, я прочел в газете заголовок «Его мечтой был Эверест». Какой-то подросток утонул в Эвоне, и было сочтено, что в заголовке отражена вся стоящая внимания информация о нём.

Кангченджанга, которая по предложению Джона была принята Комитетом на случай, если швейцарцам будет сопутствовать успех на Эвересте, не обладала таким же волшебным действием, и поэтому нельзя было надеяться на поступление достаточных средств от газет и из частных источников. Ожидание было весьма тягостным: всё, что я смог придумать для себя,— это путешествовать вокруг дома с рюкзаком, набитым кирпичами, в качестве подготовки к перетаскиванию кислородных аппаратов.

Конец недели, начиная с 6 декабря, Джок Хант, Чарлз Уайли, Грегори и Пью провели в Швейцарии, на перевале Юнгфрауиох (3478 м), испытывая оборудование, образцы которого были предоставлены различными фирмами: палатки, спальные мешки, белье, обувь. Большие рюкзаки для шерпов с надписью «Английская экспедиция на Эверест 1953 г.» могли бы дать повод к вежливым усмешкам, если бы в то время пришла весть о победе швейцарцев. Но мы узнали об их отступлении, и всё было, следовательно, в порядке. 10 декабря фирмам было сообщено, что они могут приступить к изготовлению снаряжения, причем срок поставки был оговорен немногим более месяца. Теплоход отчаливал 12 февраля, и упаковка снаряжения должна была начаться в Уэппинге в середине января.

15 декабря ответственный за продовольствие Чарлз Эванс и я впервые встретились со Стюартом Вейном, руководившим упаковкой снаряжения. Мы сидели в маленькой конторе на верхнем этаже, рядом с большим помещением, где должны были производиться работы по упаковке. Восхитительные запахи доходили до нас снизу, из склада. Вскоре грузы начнут прибывать из различных районов Англии, из Франции и Швейцарии. Они должны быть рассортированы и упакованы по трем категориям: грузы, подлежащие распаковке в Катманду, помечены черной полосой; в Базовом лагере — красными и желтыми полосами и, наконец, в Передовом Базовом лагере (6460 м) — без полосы. Имелась в виду и четвертая категория — грузы, которые будут распакованы на Южном Седле. Но кто мог себе тогда представить, что именно понадобится «им» для завершающей атаки? С общего согласия четвёртая категория была отставлена.