Римма Кошурникова

Женька — раз, Женька — два...

Летом в лагере случайно встретились два юных существа девочка и мальчик, Евгений и Евгения – тёзки, они подружились, не зная, что, по странному стечению обстоятельств, они брат и сестра, и отец у них один, а мамы – разные. И вот в этот сложнейший морально-этический узел, по неосторожности и недомыслию взрослых вовлечены дети, с их хрупкой, неустойчивой психикой, непредсказуемой, порой болезненно-резкой реакцией – и как результат – последующей душевной травмой…

ЖЕНЬКА — РАЗ, ЖЕНЬКА — ДВА...

1.

«Здравствуй, мама!

Вчера мы ходили в лес. Всем отрядом. Я нашел два белых гриба. А Женя — даже один груздь. Еще у нас были соревнования по плаванью. Я шел «кролем» и почти обогнал одного огольца из пятого отряда. Но потом он поднажал и стал победителем.

Здесь весело. Только все равно приезжай скорей!

ЖЕНЬКА».

Он подумал, не написать ли еще об изоляторе, но потом решил, что не стоит. Во-первых, ангина уже прошла, а во-вторых, мама получит письмо не скоро: там, у них, в тайге, почта ходит раз в месяц.

Женька облегченно вздохнул — с трудным делом покончено! Он запечатал письмо, написал адрес и, взяв конверт за уголок, побежал к «Буратино». Так в лагере прозвали почтовый ящик. Нарисованный Буратино заглядывал в узкую щель и спрашивал: «Ты написал письмо родителям?»

Эй, Женька! Ты куда?

Он оглянулся. Длинноногая девчонка с черными пушистыми косичками махала ему рукой. Женька молча показал письмо.

Давай быстрей! Мы ежа поймали!

Девчонку тоже звали Женькой, и она жила на соседней даче. Она была младше его на целый год, но это не мешало им быть неразлучными. В лагере их все так и звали: «Женька-раз, Женька-два».

Женька-раз прибежал, когда ежа угощали молоком. Розовый язычок знал свое дело: чашка быстро опустела. Ежик фыркнул, будто сказал «спасибо», и уставился на ребят черными бусинками глаз: «Что дальше делать?»

— Отпустим!

— Надо ему дом построить!

— Лучше в «уголок» отнести — ежику будет веселее!

— Еще чего, — вмешалась Женька-два. — Он у меня будет жить.

Все растерянно замолчали.

— Как это — у тебя? — спросил кто-то.

— У меня, под кроватью. В коробке, — охотно пояснила девочка.

— Ну, ты, не очень-то задирайся, — предупредил «длинный» Пашка. «Длинный» было его прозвище. — А то получишь, — не заметишь!

— От тебя, что ли? — Женька-два презрительно тряхнула косичками. — Я его первая нашла, понял?

— Ну и что, — не отступал Пашка.

— А то! Мой ежик! — она решительно расстелила платок и, ловко закатив на него колючий колобок, завязала уголки. — Теперь не убежит!.. Пойдем, — позвала она Женьку-раз. — Поможешь.

Женька стоял в стороне и не смотрел на неё. Невысокий песчаный холмик, который он подгребал ногой, упрямо растекался в разные стороны ручейками.

— Айда! — скомандовал Длинный, и ребята гуськом двинулись за ним.

— Можете в гости приходить! К ежику! — крикнула Женька-два вслед уходившим.

— Жадина!.. Воображуля!.. — услышала она в ответ и едва увернулась от запущенной Пашкой еловой шишки.

Женька поскучнела.

— Я же хотела, как лучше для него, для Колобка, — сказала она, ища у мальчика поддержку.

— Ребята обиделись, — он по-прежнему не смотрел на неё. — Лучше в «живой уголок» отнести.

— Завтра, ладно? — сразу оживилась Женька. — Все равно сегодня там никого нет: воскресенье же!

Они устроили ежику теплое гнездо из травы и разноцветных тряпочек, которые Женька-два одолжила у своей куклы. Поставили блюдце с водой и еще положили яблоко. Потому что яблоко, заметил Женька-раз, поправив очки, самое лучшее для ежей лакомство. А уж если он что-нибудь говорил, можно было не сомневаться — так оно и есть. А Женька-два и не сомневалась.

Покрутившись еще немного возле ежа и пострекотав о том, что ежу необходимо выбрать имя посмешнее и что нужно обязательно попробовать дрессировать этот маленький колючий колобок (ведь дрессированных ежей нет, и у них будет первый!), и также о том, что хорошо было бы научить ежа плавать «кролем», девочка убежала. Вскоре из города должен был прибыть рейсовый автобус, и она помчалась встречать родителей.

2.

Воскресенье — самый длинный и скучный день. Женька-раз не любил его.

Футбольный мяч не атаковал ворот, воланчики бадминтона дремали на ракетках, на волейбольной площадке не было слышно звонких ударов и возмущенных возгласов: «Судью — на мыло!» И даже у малышей было тихо» никто не ревел, не дрался и не обсыпался песком.

В этот день приезжали родители. А к нему не приезжал никто…

Женька пристроился на ступеньках дачи и стал читать. Это была очень старая книжка. Нарядная и когда-то твердая обложка теперь вытерлась и сломалась. Острые уголки распушились и посерели. От частого перелистывания устали страницы. Они уже не топорщились, как в молодости, а лежали тесно, одна к одной и расставались неохотно и трудно, когда нетерпеливый намусоленный палец разлеплял их. Но мальчик любил такие книжки, потому что именно такие оказывались самыми интересными. А эту про Малыша и Карлсона, толстого смешного человечка, с пропеллером на спине, он вообще знал почти наизусть. Но Женька снова и снова вчитывался в знакомые строчки. Ему казалось, что если прочитать еще один единственный раз, то он, наконец, поймет, как устроен мотор Карлсона. Поймет и сделает такой же — себе и маме. И тогда бы они виделись чаще…

— А ну, показывай своего знаменитого друга! — услышал вдруг Женька и поднял голову.

К нему подходили Женька-два и большой человек в светлой рубашке. Человек широко улыбался и протягивал издали руку — знакомиться.

— Это папа, — быстро сообщила девочка. — А это — Сергеев, Женька-раз. Так нас тут называют ребята.

— Здравствуй, тезка! Меня зовут Евгений Иванович. И, как справедливо заметила эта дама, — он шутливо поклонился в сторону дочери, — довожусь ей отцом.

— С-сергеев, — почему-то смутился Женька, пожимая руку Евгения Ивановича.

— А я — её мама, Людмила Петровна, — подошла ближе маленькая темноволосая женщина.

Только сейчас Женька-раз заметил её. На него весело смотрели знакомые черные глаза. И вообще она здорово походила на Женьку-два. Мальчик неуклюже кивнул, улыбнулся и снова смутился: здороваться с ней за руку или нет?

Выручила Женька-два.

— Он ужасно способный, — затараторила она. — Он знает все новые модели самолетов. И старые — все! Он рисует здорово. И в «поддавки» умеет, и в шахматы! А сейчас Женька планер строит, к соревнованиям. Уже звездочки нарисовал, а он все равно криво летает… Папа, поможешь? — и, не дожидаясь ответа, задала следующий вопрос, на этот раз — своему другу. — Еж не убежал?

— Не-ет.

— Мы утром ежика поймали, идем — покажу! — потянула родителей Женька.

— Доченька, — мягко возразила Людмила Петровна, —может быть, лучше на речку?.. Вот и Женю позовем. Хочешь с нами, Женя?

Он с готовностью кивнул.

— Только воспитательницу надо предупредить. И книжку отнести.

— Я сбегаю! Давай сюда книжку! — подскочила Женька-два. — Идите, я догоню! — крикнула она, убегая.

Река встретила их разноголосым шумом, смехом, визгом. Похоже, здесь собрался весь лагерь. Обычно ребята ходили к малюсенькой речонке, которая протекала вблизи лагеря. Там они умывались по утрам, и когда им разрешали, бродили по щиколотку в воде, ловя панамками увертливых мальков. И только по воскресеньям, когда приезжали родители, детей, отпускали на реку, настоящую, широкую, с пароходами и грузовыми баржами, с протяжными гудками и резкими криками ласточек-береговушек.

— Пойдемте к Утесу, — предложил Женька-раз. — Там народу меньше, и нырять можно.

— Дело! — поддержал Евгений Иванович. — А как наши дамы?

«Дамы», привычно включаясь в игру, милостиво наклонили головы. Мальчик фыркнул, — это показалось ему забавным.