1

2

3

4

ИВАН ШЕВЦОВ

ГОЛУБОЙ БРИЛЛИАНТ

Москва

"ГОЛОС"

1998

УДК 882

ББК 84(2Рос-Рус) 6-44

Ш31

Книга опубликована в авторской редакции

5

Сердечно благодарю спонсоров Дмитрия

Барышникова и Сергея Груздева за оказанную

финансовую помощь в издании этой книги.

Есть же еще на Руси добрые, благородные

патриоты!..

Иван Шевцов

ISBN 5-7117-0375-7

ГОЛУБОЙ БРИЛЛИАНТ

6

Филологу русской словесности ЛАРИСЕ ЩЕБЛЫКИНОЙ

посвящаю эту книгу.

Иван Шевцов

О, женщина! Краса земная,

Родня по линии прямой

Той, первой, изгнанной из рая,

Ты носишь рай в себе земной.

Василий Федоров

Глава первая

СКУЛЬПТОР И НАТУРЩИЦА

1

Скульптур Иванов возвращался к себе в мастерскую из

цеха натуры с хорошим настроением: завтра к нему придет

натурщица, и он, наконец, начнет новую, давно задуманную

композицию, откладываемую из-за отсутствия подходящей

модели. В выборе натуры он был по придирчивости

требователен, ища совершенства женского образа как

воплощения идеала природы-творца. На этот раз ему, кажется,

повезло - в цехе предложили новенькую молодую натурщицу с

гибкой стройной фигурой и броским энергичным лицом, на

котором выделялись карие горящие глаза и пухлые трепетные

губы. Впрочем, это было первое впечатление, которому

наученный опытом Иванов не очень доверял. Но выбора не

было.В троллейбусе этого маршрута постоянная толчея и

давка - злые, уставшие от перестройки люди, толкая друг

друга, огрызаются, совсем не заботясь, об изящности речи. Как

это нередко случается, троллейбус резко затормозил, ударил

сорвавшейся штангой по проводам, с треском рассыпав

фейерверк искр, и замер на месте, не доехав до остановки.

- Машина дальше не пойдет!
- объявил водитель.

И загудел, загомонил ворчливый улей пассажиров,

недовольных непредвиденной задержкой.

7

- Господи, да что ж это такое!.. - раздался из утробы

троллейбуса надрывный голос пожилой женщины. - Я же в

церковь опоздаю. Да как же мне теперь?

- Экая беда. Мне бы твои заботы, бабка: я на работу

опаздываю, а она - в церковь. Дома помолишься, - успокоил ее

густой грубоватый бас.

- Пробовала, соколик, да из дому Бог не слышит. Надо,

чтоб батюшка попросил.

- Это смотря о чем просить, - продолжал все тот же бас.
-

В наше время и Бог не все может.

- Моя просьба не трудная: я прошу, чтоб он ниспослал

страшную кару на ирода, который столько годов над людьми

измывается. - Женщине явно нетерпелось выплеснуть

наболевшее.

- Это кто ж таков?
- поинтересовался бас.

- А то сам не знаешь? Да Горбачев, а то кто же еще?

Окаянный антихрист - до чего народ довел, - зло ответила

пожилая женщина.

- Так ты уж за одно и Ельцина с Поповым помяни за

упокой, - подсказал молодой мужчина, проталкивающийся к

выходу рядом с Ивановым.

- И энтих не забуду, все антихристы-демократы. Одно

жулье!..

- Сама-то небось за Ельцина голосовала, а теперь

анафеме предаешь. Как же так - беспринципно получается!
-

подтрунивал бас.

- И то правда - голосовала, чтоб ему провалиться. Я то

думала, что он о людях печется. Да как не голосовать: пришли

на квартиру черные, лохматые придурки, которые по

телевизору грохают. Четвертной суют, вот тебе от Ельцина -

спасителя России. Это тебе аванс. А проголосуешь за него и

больше получишь. Я и проголосовала, четвертной же!

- Выходит, за четвертной совесть продала, - не унимался

бас.
- И получила колбасу полпенсии за кило.

- Да чтоб они подавились своей колбасой, окаянные.

С этими словами она выкатилась на мостовую и

проворно подалась вперед к остановке, по которой не дошел

бедолага троллейбус, вероятно, давно исчерпавший свои

ходовые ресурсы. Иванов отметил про себя, что неожиданный

диалог высек на угрюмых лицах пассажиров веселое

оживление. Видно, у острой на язык женщины было много

сторонников и сочувствующих.

8

Утром, когда Иванов ехал в цех натуры, падал густой

влажный снег крупными хлопьями, одевая деревья и провода в

белый пушистый наряд. Сейчас снег перестал, и в проталинах

низких, рваных голубовато-серых туч на какое-то мгновение

сверкал пугливый солнечный луч. На тротуарах и мостовой

снег быстро таял под колесами машин и под ногами

пешеходов. От талого снега воздух казался густым и

сладковатым, и, несмотря на глубокую осень, пахло чем-то

предвесенним, радужным, и в душе Иванова звучал

навязчивый мотив песни на слова Михаила Исаковского "Враги

сожгли родную хату". И теперь вспомнив спешащую в церковь

старуху и ее беспощадный монолог в сломавшемся

троллейбусе, он с тревогой и грустью, полными безысходного

отчаяния, подумал: "Родную хату, о которой с такой сердечной

болью писал маститый русский поэт, сожгли враги-фашисты,

победив которых народ наш сумел за короткое время

построить новые избы на фронтовых пепелищах. Но какие же

враги снова, спустя без малого полвека, подожгли наш дом?

Кто они - эти враги, как и откуда появились в самом сердце

России, в Кремле, в котором так и не удалось побывать

покорившему пол-Европы Адольфу Гитлеру?" Вопросы не

требовали ответа: он уже содержался в самом вопросе.

В душе Иванова едва ли не с детских лет звучали

мелодии полюбившихся и врезавшихся в память песен, они

поселились в нем навечно, стали частицей его самого и в

последние годы все настойчивей и тревожней преследовали и

распирали душу и вырывались иной раз наружу, когда он один

находился в своей мастерской. Это были либо русские

народные напевы, либо песни времен Великой Отечественной,

по фронтам которой он в солдатской шинели прошел от

Минска до Москвы и обратно до Варшавы, где был тяжело

ранен. Эти внутренние мелодии приносили душе успокоение, а

иногда напротив - создавали душевное напряжение, нагоняли

тоску и печаль. Вдруг его осенило неожиданное открытие: а

ведь который год в народе - в семьях, в домах, даже на

свадьбах и вечеринках не слышно песен. Магнитофоны

исторгают режущие слух истеричные визги, под которые

девчата и парни, изгибаясь в немыслимых позах, изображают

танцы. А песен не поет молодежь. Почему, что случилось с

песней, которая всегда, во все времена, была душой народа,

согревала сердца, была доброй спутницей в праздники и

будни, вдохновителем и утешителем в горе и радости? Песню-

мелодию, преисполненную глубокого смысла, подменили, как