Часть первая

Чисто по-женски подперев ладонью щеку, Алина сидела за огромным письменным столом и глядела в окно, видя за стеклами вовсе не то, что там, за окном, было. Лицо ее оставалось сосредоточенно-внимательным, даже каким-то чересчур строгим, только в глубине глаз то и дело вспыхивали искорки.

— Алина! Ну соглашайся! Дело того стоит, да и звучит как здорово: «Рекламное агентство «Алина»! — с жаром говорила сидящая напротив нее рыжеволосая молодая женщина. — Георгий уже и договор подписал с Вилли Шнитке.

— А ты откуда об этом знаешь? — не повернув головы, тихо сказала Алина.

— Я? — удивленно и вместе с тем как-то испуганно переспросила собеседница. — Да ты, видимо, забыла, что Громадский при мне у тебя в кабинете показывал проект соглашения.

— У меня в кабинете или у тебя в постели? — Алина мельком глянула на подругу.

Татьяна невольно сжалась под ее взглядом.

— Ладно, Орлова, замнем для ясности, — нечто похожее на усмешку скользнуло по лицу Алины, но так и не расслабило его. — Ты же знаешь, что мне теперь плевать на все, что связано с Громадским. И потом, я человек незлобливый, мягкий.

— Ага, мягкий! — не то подтвердив сказанное, не то усомнившись в нем закивала головой Татьяна. — Эта мягкость твоя — на толщину кожи. А под кожей — сталь!

— И при этом, как вы правильно заметили, госпожа Орлова, сталь высшего качества, — ле-ги-рован-ная! — произнеся по слогам последнее слово, Алина вышла из-за стола и заходила по мягкому ковру перед Татьяной, сидящей на роскошном бархатном кресле и не спускающей с нее настороженных глаз. — Да, да, Татьянюшка, моя сталь — это жизненные принципы. Мой долг перед людьми. Ответственность за дело, которое сама поставила на ноги и везу! — Алина, гордо вскинув свою точеную головку, молча застыла у окна.

— Сама-то ты, сама, но без Громадского вряд ли твой салон так котировался бы в Москве, — задиристо парировала Орлова. — Да и вообще, если бы не Георгий, неизвестно еще, был ли бы этот салон вообще.

— Ну что ты заладила: если бы, если бы, — резко оборвала ее Алина. И вдруг, словно спохватившись, спросила совсем дружелюбно: — Ты не видела сегодня Юлию?

— Она с десяти утра на примерке у Кузнецовой, — обиженным тоном ответила Татьяна.

— Бедная девочка! Вчера работала до полуночи и сегодня чуть свет — уже на ногах! — вздохнула Алина.

— Ничего себе чуть свет — десять утра, — огрызнулась Орлова. — Ты бы ее удочерила, что ли, может она бы и не была тогда такой бедной.

— Опять ты за свое «бы»! — с упреком заметила Алина. — Ну что ты к ней цепляешься? Манекенщица — от Бога, умная, работящая, добрая…

— Комсомолка! Активистка! Скалолазка! Что там еще? Огласите весь список, пожалуйста! — уже почти кричала в лицо Алине Орлова.

— Успокойся, Тань! — Громадская обняла за плечи подругу и заглянула ей в глаза. — Господи! Да ты никак ревнуешь Юленьку! К кому ревнуешь?! Ко мне? Хотя нет, к Георгию!

— Кто мне Георгий, чтобы к нему ревновать? — запальчиво проговорила Татьяна. — Это твой муж.

— Бывший, Танюша. Бывший, из прежней жизни, — повторила Алина, и память услужливо перенесла ее в другое место на несколько лет назад, в такую же далекую юность…

Даже в своем поношенном желтом плаще Алина не чувствовала себя в столице провинциалкой. И в то же время ей так хотелось хотя бы примерить ту изысканную, великолепную одежду, что была выставлена в витринах, на которые указывала ей Рита, не переставая при этом без умолку болтать.

Москва привела Алину в совершеннейшее восхищение. Она была потрясена ее широкими проспектами, бульварами с рядами старых лип, со сверкающими магазинами, элегантными и надушенными женщинами.

После родного тихого Орла, столица казалась семнадцатилетней девушке пещерой Али-Бабы. Только надо было найти заповедную дверь в нее и сказать: «Сим-Сим! Откройся!» — и там, за той волшебной дверью, жизнь — сказка. Со всеми вытекающими из этого последствиями. Она надеялась одна справиться с такой сложной задачей, самонадеянно отвергнув любезно предложенную помощь своей двоюродной сестры Риты Зуевой и ее домашних.

Алина уже два полных дня гостит у них. Ей нравится шумная, веселая атмосфера дома Зуевых.

Ритина мама, Галина Дмитриевна, шьет на дому. У нее одеваются многие известные актрисы. Вчера, например, она видела там Людмилу Гурченко, а сегодня должна заехать за костюмом сама несравненная Пьеха.

«Вот бы Лидке Прудниковой рассказать!» — подумала Алина и украдкой вздохнула, вспомнив свою орловскую подружку и грустные мамины глаза.

— Алинушка, голубка! Ты уж к Галине нашей прилепись, она тебе с устройством в Москве по-родственному помочь должна! — говорила ей на прощание мама, старательно укладывая в чемодан нехитрый дочкин скарб. — Я Гале в письме все написала. И про болезнь свою, и про отцовы неурядицы, и про Алешку. Авось не прогонит тебя сестрица из хором своих. Ее свекровь пол-Москвы обшивает. Галину заказами обеспечила, чай, и тебе что обломится от их знакомств! — промокнув углом передника слезы, Зинаида Дмитриевна горестно смотрела на Алину.

— Мам! Ну что ты бедную родственницу из себя изображаешь? И хочешь, чтобы и я такой провинциалкой-приживалкой к ним явилась! — сердито проговорила Алина, метнув на мать быстрый взгляд своих синих глаз. — Ведь знаешь прекрасно, что я не буду у них долго задерживаться. Поживу, пока экзамены. А потом — в общагу.

— Вот-вот! Этого-то я больше всего и боюсь! Общежитие — девочки-гуленочки, мальчики-пеленочки! — Зинаида Дмитриевна обиженно поджала губы и сразу превратилась в немощную старушку.

У Алины от жалости к ней заныло сердце, и она нежно прижалась к матери.

— Мамуля! Ты же мне доверяешь? Верно? Я сначала стану знаменитой модельершей, а потом уже можно будет и о пеленочках подумать. А пока — никаких мальчиков. Я человек серьезный! Ведь так? — и она улыбнулась обезоруживающей улыбкой.

Зинаида Дмитриевна поцеловала дочь и, перекрестив ее своей натруженной рукой, ушла на кухню готовить Алине ссобойку в дорогу…

Рита Зуева очень обрадовалась приезду Алины. Сестра была на два года моложе ее. И хотя свободный и беззаботный образ жизни, какой могла себе позволить хорошо обеспеченная семья Зуевых, мог вызвать чувство собственной неполноценности или зависть у провинциалки, Алина Светлова, однако, прекрасно вписалась в уклад столичного дома своих родственников.

— Ты — новое, прелестное украшение нашего интерьера! — радостно рассматривая Алину со всех сторон, щебетала Рита. — Да и одета ты просто блеск! — сестра бесцеремонно ощупывала Алинины одежки, даже умудрилась заглянуть под украшенную ручным кружевом ситцевую юбку.

— И где только я не искала что-нибудь подобное, — и в ГУМе, и на Кузнецком. И бабку просила сшить, и матери плешь проела. А она — на тебе — в каком-то занюханном Орле приобрела такой офигенный костюм! — Рита, не скрывая восхищения, дергала за полы фигаро Алининого сарафана.

— Во-первых, Орел — старинный центр русской культуры с прекрасными традициями, — резко сбросив со своего плеча руку сестры и при этом мягко улыбаясь, говорила ей Алина. — Во-вторых, я с третьего класса серьезно занимаюсь моделированием одежды и все, что у меня, а вернее, на мне — сшито моими руками. И этот костюм — тоже! Понятно? — она строго посмотрела Рите прямо в глаза. — И в-третьих, пожалуйста, запомни, что я, хоть и твоя сестра, пусть даже двоюродная, но приехала в Москву не для того, чтобы вы меня здесь все жалели и опекали. Нет, я всего добьюсь сама и буду знаменитой модельершей. Вот увидишь! — она победоносно взглянула на свою собеседницу.

— Ладно, не хорохорься! Поживем — увидим! — дружелюбно ответила Рита. — А сейчас идем, я тебя с бабулей познакомлю! — и она потащила Алину в другую комнату.

При первом взгляде на женщину, сидевшую за электрической швейной машиной, Алина почувствовала, что Клавдия Елисеевна совершенно не похожа на всех других бабушек, каких ей доводилось видеть до этого.