У подъзда звенятъ бубенчики. Лстница остыла отъ поминутно хлопающихъ дверей. Въ передней толкотня: одваются, разыскиваютъ калоши, выкликаютъ другъ друга, смются.

У Хвалынскихъ сборный пунктъ: отсюда вс разсядутся по санямъ и тройкамъ, и двинутся пикникомъ.

Это первый пикникъ въ жизни Вавочки. Мать долго не соглашалась; отецъ тоже возставалъ, уврялъ, что это старо, что нынче на пикники здятъ только съ кокотками. Но потомъ вдругъ какъ-то все устроилось: княгиня Червонная объявила, что подетъ съ обими княжнами, баронесса Клецъ попросила m-me Хвалынскую взять подъ свое покровительство ея племянницу, и наконецъ Сцкій, самъ Сцкій спросилъ, когда будетъ пикникъ, и выразилъ сожалніе, что по преклонности лтъ и множеству государственныхъ занятій не можетъ лично принять участіе. Въ виду всего этого, надо было согласиться везти Вавочку.

Какъ она счастлива! Ея восемнадцати-лтнее, свженькое и хорошенькое личико слегка даже поблднло отъ волненія. Но это ничего, на мороз оно опять разгорится. За то синевато-срые глаза ея свтятся усиленнымъ блескомъ, и сухія, горячія губы не закрываются отъ учащеннаго дыханія.

Она присла на дубовый стулъ, горничная надваетъ ей теплыя калоши. Сережа Ларскій хотлъ сдлать это самъ, но она не позволила. Онъ стоитъ передъ нею, въ своей форменной шинели съ бобровымъ воротникомъ, и не спускаетъ съ нея глазъ. Пушистый мхъ оттняетъ нжную кожу его щекъ, чуть тронутыхъ двадцати-лтнимъ румянцемъ. А ее охватываетъ странное чувство: ей кажется, что онъ не чужой ей, что она всмъ существомъ своимъ льнетъ къ нему, и что это такъ и надо.

Все въ немъ невыразимо нравится ей: и его ласковые темно-каріе глаза, и женственная нжность кожи, и мило-шутливый тонъ голоса, и галуны на воротник, и даже то, какъ онъ стоитъ, какъ распахнулась его шинель. Что то «ужасно» милое во всемъ… Когда онъ поворачиваетъ голову, и бобровый мхъ касается его лица, ей тоже словно хочется приложиться щекой къ этому пушистому бобру, и почувствовать такое же щекотанье…

Она отдается этому странному, невольному чувству совершенно безотчетно. Онъ не женихъ; ему всего двадцать лтъ; онъ только двумя годами старше ея. Но что-же она можетъ сдлать, если въ его присутствіи она чувствуетъ себя совсмъ иначе, чмъ съ другими мужчинами?

А впрочемъ, черезъ годъ онъ кончаетъ курсъ. Онъ хорошо учится, его выпустятъ по первому разряду. Отецъ занимаетъ видное мсто. У нея есть видное приданое – не очень большое, но… гд-же теперь большія приданыя?

Но она никогда не думаетъ объ этомъ; разв такъ, вскользь – и сейчасъ-же себя поймаетъ и оборветъ. Главное, что ей «ужасно» хорошо, когда онъ тутъ – и пусть это продолжается…

Она встала, ей подали мховую ротонду.

– M-r Ларскій, я васъ ищу… – вдругъ раздался голосъ подл нея.

Это m-me Уланова. Какая вульгарная фамилія! Вавочка терпть ее не можетъ. Все, ршительно все въ ней противно: и эта крупная, грубая красота, и подрисованныя рсницы, и пудра на слишкомъ густомъ пушк надъ верхней губой, и преувеличенная свобода обращенія, и плохо скрытый тонъ насмшливости въ грудномъ, красивомъ голос, и необъяснимая способность всхъ привлекать, со всми становиться въ какія-то необычайно удобныя, дружескія отношенія.

– Я васъ ищу, повторила она; – я намрена поссорить васъ со всми мужчинами. Я беру васъ въ свои сани!

Молодой человкъ вспыхнулъ, посмотрлъ на m-me Уланову, потомъ на Вавочку, и на лиц его остановилось растерянное, почти испуганное выраженіе.

Вавочка почувствовала, какъ все въ ней похолодло. Мгновенно ей припомнилось, что до сихъ поръ ничего не было условлено, кто подетъ въ ихъ тройк. Считалось само собою, что Ларскій детъ съ ними.

– Да, да, вы будете моимъ кавалеромъ, – повторила властнымъ тономъ m-me Уланова, и улыбнувшись самымъ дружескимъ образомъ Вавочк, пошла къ выходу на лстницу.

– Вава, вотъ наши спутники, – послышался въ ту же минуту голосъ мамаши.

И Вавочка увидла передъ собой двухъ знакомыхъ, которыхъ она совсмъ по-дтски ненавидла, за то что они относились къ ней всегда съ шутливымъ, но навязчивымъ вниманіемъ. Ей вдругъ сдлалось такъ грустно, такъ обидно, что она готова была бы расплакаться…

Тройки и собственныя пары и одиночки мчались въ перегонку по безлюдной дорог. Незазженный снгъ блестлъ при лунномъ свт, морозная пыль клубилась въ воздух, по сторонамъ чернли хмурыя сосны, съ вороньими гнздами на верхушкахъ. Вавочка, туго завернувшись въ ротонду, полу-закрыла глаза. Ей не хотелось видть торчавшаго передъ нею господина лтъ тридцати, съ короткимъ носомъ, жидкими рыжеватыми баками и голубыми глазами. Онъ былъ ей ненавистенъ. Съ какой стати мамаша взяла его въ ихъ тройку? Она всегда его расхваливаетъ. Онъ – молодой человкъ съ карьерой, хорошо воспитанный, выдержанный – хоть сейчасъ въ вице-губернаторы. Но ей-то какое дло? Она не можетъ видть его короткаго носа съ широкими ноздрями. И пріятель его, молодой полковникъ въ обще-кавалерійской форм, черный, наврно изъ армянъ, тоже ненавистенъ. Онъ обращается съ ней какъ съ ребенкомъ, съ приторными шуточками. И везд, гд-бы она ни была, они относятся къ ней съ какою-то привилегированною короткостью, точно хотятъ показать, что имютъ какія-то особыя права на нее. Съ чего они взяли?

– О чемъ вы задумались? можно узнать? – слегка наклоняется къ ней штатскій.

– Гораздо лучше, если не будете знать, – отрзываетъ Вавочка.

– Для кого лучше? для меня или для васъ? – схватывается съ ней ненавистный спутникъ, и весело хохочетъ.

Это вдь дерзость! Какъ онъ сметъ? Вавочка вся вспыхнула и не отвтила. Господи, какой несчастный день! А она такъ ждала этого пикника, общала себ столько веселья!

Справа вороная рысистая пара стала обгонять ихъ тройку. Мелькнуло ярко раскраснвшееся на мороз женское лицо, и рядомъ запорошенная снгомъ фуражка и бобровый воротникъ. Ласковые каріе глаза смущенно, точно съ виноватымъ выраженіемъ, взглянули на Вавочку. Она чуть чуть улыбнулась.

– M-me Уланова отшлифовываетъ юношу, – сказалъ имъ вслдъ полковникъ.

– Вдь это, кажется, ея спеціальность? – добавилъ съ короткимъ хохотомъ штатскій.

Скорй-бы ужъ дохать! Сережа освободится отъ своей дамы, и тогда… она доставитъ себ удовольствіе помучить его. О, она его помучитъ! А потомъ имъ обоимъ станетъ такъ хорошо, такъ хорошо… потому что оба догадаются, отчего она такъ измучилась, и за что она его мучила…

Въ большой, холодной зал все общество шумно разсаживалось пить чай. Вавочка заняла мсто подл матери; съ другой стороны оставалось нсколько пустыхъ стульевъ. Ларскій стоитъ недалеко, съ двумя молодыми офицерами, и посматриваетъ на сидящихъ за столомъ – не то на нее, не то на m-me Уланову, помстившуюся наискосокъ отъ нея. Тамъ, по одну сторону, тоже есть свободныя мста. Вавочка съ мужествомъ отчаянія кивнула Ларскому головой.

– Какъ это вамъ удалось освободиться? – насмшливо бросила она ему, когда онъ услся подл нея.

– Мы потеряли другъ друга при вход, – отвтилъ юноша. – Вы не въ претензіи, что мы обогнали васъ? У Ольги Александровны чудные рысаки.

– Въ самомъ дл! Такъ что они доставили вамъ огромное удовольствіе.

– Разумется, такая зда пріятна.

– Но это невжливо, ха-ха-ха! – напряженно засмялась Вавочка. – Вы дете съ молодой женщиной, а удовольствіе вамъ доставляютъ ея рысаки.

– Я вовсе не хотлъ это сказать…

– Про васъ говорили, что m-me Уланова взялась отшлифовать васъ. Дйствительно, вы еще совсмъ не… отшлифованы. Придется взять много уроковъ.

– У такой наставницы, какъ Ольга Александровна, очень интересно брать уроки, – отвтилъ нсколько даже восторженнымъ тономъ Ларскій.

Вавочка посмотрла на него вспыхнувшимъ взглядомъ.

– Вотъ какъ! – произнесла она сухо и надменно, и отвернулась.

Она не узнавала Сережу. У него и тонъ перемнился, и выраженіе глазъ, и весь онъ какой-то другой сталъ. Онъ походилъ на мальчишку, который въ первый разъ выпилъ стаканъ вина.