Книга вторая

КРИПТОКРАТЫ

Я за то и люблю затеи

Грозовых военных забав,

Что людская кровь не святее

Изумрудного сока трав.

Глава первая

С момента прощания Суздалева с Новиковым по здешнему времени прошло чуть больше полугода, одновременно для Андрея и его команды — полтора. Что же касается Шульгина, все его перемещения из личности в личность, вдоль и поперек реальностей, по Сети и хронопетлям учету вообще не поддаются. Он сейчас представлял собой химеру ничуть не менее странную, чем реальность, в которую его занесло.

В каком-то смысле можно сказать, что ему удалось добраться до пресловутой «точки Алеф», из которой открывается выход в любую мыслимую реальность. Как если бы он стоял сейчас на географическом полюсе Земли, Северном или Южном — неважно. У ног — веер меридианов, триста шестьдесят, если по градусу считать. А если по минутам и секундам? Иди по любому, и придешь в Москву, Магадан, Вашингтон или Рио-де-Жанейро — точки, разделенные десятками тысяч километров. А на полюсе достаточно было шага или двух, чтобы выбрать путь, ведущий на противоположную сторону планеты.

Пешком — долго, конечно, но любое направление тебе открыто, и любое совершенно равноценно, если все равно, куда идти… Крути головой и выбирай. А если не пешком? На реактивном перехватчике — полсуток до противоположного полюса, а ежели использовать СПВ — вообще практически мгновенно.

Причем, что самое важное, не нужно пересекать барьеры между реальностями (те же меридианы), которые нередко оказываются непреодолимыми.

Такая вот аналогия. Если ее немного продолжить, то можно сказать, что нарисованные на глобусе и пронумерованные линии соответствуют реальностям более-менее фиксированным (вроде Гринвичского, Пулковского или Парижского меридианов), а те, что между ними подразумеваются, столь же равноценны теоретически, но еще не воплощены или просто не нужны для неких, нам непонятных целей.

Шульгин, бестолково и не слишком задумываясь, и делал свои шажки, да еще (для усиления образа) иногда поскальзываясь на льду, которым, как известно, оба полюса покрыты, а в отсутствие компаса и невозможности ориентироваться по солнцу — не понимая, где какая сторона света.

Но вот, кажется, становится понятным, куда он пришел…

С господином Суздалевым ему встречаться лично не довелось, однако Новиков не только доложил устно, но подробнейшим образом, как положено в отчете разведчика о проделанной работе, изложил на бумаге и факты, и гипотезы, и рекомендации для начальников и коллег. Так что в дело можно было вступать «с колес».

Поздоровавшись за руку со всеми присутствующими, причем на лице игумена обозначилась степень почтения, сравнимая с той, что вызывало у соратников рукопожатие Сталина, Георгий Михайлович сел за общий стол.

— Вот и встретились, Александр Иванович, — сказал генерал с искренним радушием. — Мои сотрудники и Андрей Дмитриевич много о вас говорили в самой лестной форме. Я тогда же хотел вам предложить поучаствовать в некоторых наших делах, но не сложилось, к сожалению. Да и сам господин «Ньюмен» что-то давно о себе вестей не подавал. Уж не обиделся ли за что?

— Ни в коем случае, ваше превосходительство, просто дела не самые приятные отвлекли. Мы совсем было собирались окончательно в ваши палестины переселиться, да вдруг сложности начались… Зато вот господин Ростокин, как только освободился, — немедленно сюда. Чтобы вы в нашей порядочности не усомнились…

Тональность Сашкиных слов была самая уважительная, однако опытный психолог Суздалев сразу уловил легкий налет иронии. Необидной, правда. Так, в своем амплуа человек.

— А чего же вы меня «превосходительством» называете, мы с вами в одних, кажется, чинах?

— Да привычка просто. Отчего человеку приятное не сделать?

— Покорнейше благодарю, но впредь давайте без чинов. Много времени отнимает…

И тут Ростокина словно осенило. Невероятная вещь, но это ведь отец Григорий, собственной персоной. Ни за что бы он его не узнал, если бы не голос, а потом и характерный взгляд. Окружающая обстановка тоже помогла: келья, запахи лампады и ладана, отблески окладов икон. Но как же так? Тому ведь было около семидесяти, а этому едва ли шестьдесят. Где седеющая бородка, волосы, собранные на затылке в косицу?.. Однако сомнений больше не было. Он — и никто другой. Маскировался, значит, грим носил, старичком прикидывался? Нет, как-то не сходится, все же долго они были знакомы, лет десять… И последняя их встреча в келье, и подаренный пистолет…

Разве что так — до какого-то времени отец Григорий играл одну роль, для Игоря и подобных ему предназначенную, а потом сменил амплуа и манеры, прошел курс омоложения и так далее…

Ну ладно, раз старый знакомый не захотел его узнать прилюдно, значит, так, наверное, надо. И я не буду навязываться.

Суздалев, обменявшись с Шульгиным любезностями, перешел к делу.

Сообщил, что все здесь ныне происходящее самым прискорбным образом подтверждает сделанные ранее выводы о крайней неустойчивости структуры мироздания («о чем мы с господином Новиковым подробно говорили») и что в мире все время случаются незаметные для обывателей, но знающему человеку много говорящие события.

— Когда есть некая базовая теория, в создании которой нам весьма помог ваш товарищ и его супруга, практическая работа значительно облегчается. А теперь с вашим появлением мы надеемся, что худшего удастся избежать…

Слышать такое было лестно, однако Шульгин пока не совсем понимал, в чем будет заключаться его роль.

На ходу ремонтировать теряющий управление и летящий в пропасть автомобиль — не самая легкая задача даже для него.

— Рассказывайте, Георгий Михайлович, что опять у вас случилось. Честно говоря, нам тоже очень бы не хотелось видеть столь приятный и гармоничный мир проваливающимся в пучину хаоса. Вы ведь это имели в виду?

— Да, да, именно это. Если вы не против, я бы предложил переместиться в Москву и там поговорить предметно. Мне здесь, знаете, не слишком уютно…

Вот даже как!

Тут вмешался Ростокин:

— А с тем, что за дверью происходит, что будем делать, Георгий Михайлович?

— По мне — так ничего, Игорь Викторович, — любезно ответил генерал. — Я не очень люблю псевдоисторическую фантастику. Если там происходит нечто интересное, так, наверное, будет происходить и дальше. Или само собой прекратится, по естественным причинам. Независимо от моего участия. Я же, по должности, отвечаю лишь за то, на что могу влиять. Вы согласны, Александр Иванович?

— Полностью. А на чем мы поедем в Москву? На автомобиле? Прорваться, пожалуй, можно, мы люди военные, но все равно — когда стреляют по стеклам и колесам, это не слишком комфортно.

— В нашем достаточно цивилизованном мире есть и такая машина, как дископлан. Летит бесшумно, садится и взлетает вертикально, окружающей среде вреда не наносит. Мой персональный стоит сейчас во внутреннем дворе. Места хватит всем. Поехали?

— Чего ж не поехать, — кивнул Шульгин. — А где проходит граница между здешним цирком и нормальной жизнью, вы уже нанесли на карту? Когда сюда летели, монгольские монгольфьеры противодействия не оказывали?

— Нет, спокойно добрался. А все это безобразие локализовано исключительно между Осташковом и Селижарово… Вокруг тихо. А главная тонкость заключается…

— А Ржев? Там же главное сражение было, — перебил его Игорь.

— Это вам княжна сообщила? — улыбнулся Суздалев, как показалось Шульгину, довольный тем, что ему не позволили закончить фразу. — Воистину непререкаемый источник. Что ж, можно и ее с собой взять, порасспросить в спокойной обстановке…

Неизвестно, что послужило пусковым сигналом, эти слова или что-то другое. Ростокин сначала впал в полное смятение. Его буквальным образом раздирали противонаправленные силы, душевные и не только. Вновь оставить Елену представлялось ему совершенно невозможным: долг князя-воеводы требовал исполнения обязанностей. Власть придуманного мира казалась непреодолимой. А предложение забрать ее с собой… Порасспросить?! Сейчас и Шульгин, и Суздалев представились ему врагами, явившимися, чтобы увлечь его и невесту… Куда? В бездны преисподней или застенки чужих спецслужб?