Глаза Суоми

С «луоннон суоелият» — пешком и на лодках

По-фински «луоннон суоелият» — охранники или защитники природы. Само нынешнее время позволило объединить усилия клуба «Путешествия в защиту мира и природы» при Советском комитете защиты мира, Союза сторонников мира Финляндии и Союза охраны природы Финляндии, чтобы провести первую советско-финскую экологическую экспедицию летом прошлого года. Маршрут начался в Хельсинки, прошел через ряд городов по южной Финляндии, затем тридцать участников экспедиции — экологи, студенты, рабочие, юристы, журналисты и врачи — проплыли на лодках по озеру Сайма, реке Вуоксе и закончили путешествие на советской земле.

Встречи и дискуссии на финской стороне с активистами экологического движения, сторонниками мира, на ТЭЦ, бумажно-целлюлозных комбинатах, заводах и даже на АЭС освещались местными газетами по пути следования группы .

Публикуемые заметки знакомят читателей журнала с впечатлениями о финской «глубинке», встречах с людьми, не только любящими свой край, но и желающими жить с нами в мире, вместе сохранять землю, единую, несмотря на государственные границы.

Свеаборг: сирень на бастионах

С потолка, попеременно вспыхивая, молниями бил дневной свет из плафонов в наши сонные глаза. В большой комнате без окон заворочалось, закряхтело человек двадцать, в углу недоуменно приподнялись на раскладушках курчавая голова алжирца и бритая — американца, приютившихся здесь задолго до нашего приезда.

У дверей манипулировал выключателями худенький, жилистый Хейкки в одних спортивных трусах. Пританцовывая, как бойцовый петушок, он подскочил к койке своего приятеля Эркки Роиха, здоровенного шофера, стащил с него простыню и бросил в мусорный бак.

Горничная-негритянка, она же и уборщица в здешней дешевенькой гостинице, выдала нам бумажное одноразовое постельное белье, которое любители комфорта затем прихватили с собой в рюкзаки и все последующие ночевки в школах, палатках, церковных приютах стелили эти простыни в «спальники».

— Не видите, засони, уже утро. Вставайте, а то плесну горячим кофе в постели,— восклицал Хейкки, перемежая финские, русские, немецкие слова, вставляя еще карельские и шведские.

Полиглотом Хейкки Рапо сделала его бурная жизнь, о которой он вчера живо рассказывал на пресс-конференции, куда нас, как заправских путешественников с рюкзаками на спинах, привели после прибытия в Хельсинки. Хейкки встретил советскую группу экспедиции на вокзале в официальной костюмной тройке с тщательно завязанным темным галстуком, несмотря на июньскую жару, вероятно, в знак уважения к нам.

Вот и сейчас, выполнив неизменную зарядку, Хейкки облачился в тройку с галстуком и старательно наводил пробор в своей изрядно поредевшей шевелюре.

— Поскольку из этого отеля выдворяют на целый день, а встреча в Центре охраны природы лишь вечером, едем в Суоменлинну,— излагал он программу дня, раздавая всем пластиковые карточки с видом Хельсинки и чайкой на лицевой стороне.— С этим билетом можете кататься по всей столице и даже плавать, что мы сейчас и проделаем...

От небольшой пристани мы отплыли в Суоменлинну. Оказалось, что это финское название Свеаборга. Хейкки во время нашего плавания рассказал, что эту старинную крепость основали на островах еще шведы для защиты гавани Хельсинки. Свеаборг считался самой неприступной крепостью северных стран и назывался даже «Северным Гибралтаром», но с 1809 года, когда Финляндия вошла в состав Российской империи в качестве Великого княжества, здесь обосновалась по 1917 год одна из баз Балтийского флота.

Наш маленький пароходик осторожно лавировал между островками с одним-двумя рыбацкими домиками, маяком и гигантскими белоснежными айсбергами автопаромов, круглогодично курсирующих между Финляндией и Швецией.

— На них можно хорошо развлечься, покутить, если завелись марки,— кивнул на многопалубный паром стоящий рядом финский студент,— все удобства: бассейн, сауна, рестораны, дансинг, даже парикмахерская с кинотеатром. К тому же, беспошлинные магазины...

Свеаборг удивляет и манит с первых шагов.

Сразу у причала нам показали местную достопримечательность: выставочный зал современных художников, если выражаться языком экскурсовода. А самое необычное в этом деревянном домике было то, что все в нем отреставрировали сами молодые дизайнеры, которые тут же демонстрировали весьма оригинальные композиции из сверкающих лужиц натуральной нефти, в которые самые любопытные зрители опускали палец, и груд угля, символизирующих нынешнюю урбанизированную жизнь. Эта выставка молодых эпатировала и привлекала на остров посетителей.

Можно было свернуть в тихие улочки, где из цветущих кустов выглядывали оконца домиков. Но Хейкки повернул к полуразрушенным крепостным стенам.

Мы пробирались по развалинам старого форта, заросшего кустарником, поднимались на бункеры, глубоко ушедшие под землю и глядящие оттуда пустыми глазницами амбразур, фотографировались у пушек на фоне цветущей сирени. И меня все время не оставляло ощущение, что Хейкки привез нас в военную крепость не случайно.

Да, у Хейкки Рапо непросто сложилась жизнь. Он с таким чувством вспоминал свою деревушку Лумивара на берегу Ладоги, что слезы умиления выступали на его голубеньких глазках.

— Скоро попаду в места своего детства,— шептал Хейкки,— много скитался по свету бедный карельский мальчик. Меня призвали в армию, я воевал с вами, но когда немцы не захотели уйти с севера Финляндии, я помогал гнать их из Лапландии. Там я встретил весну 1945-го, нашел подругу и остался жить в Лапландии...

Мы сидели у старых пушек, и глаза Хейкки скользили по заплывшим бункерам. Могучая в прежние времена военная сила дремала в каменистом теле острова. Шведы, русские... Здесь был оплот финской военщины, стоял гитлеровский гарнизон.

Сейчас, когда эти остатки военного, разрушительного прошлого ушли в землю, были скрыты зеленым ковром, Хейкки не хотелось вспоминать войну и смерть.

Он повествовал о суровой Лапландии, где учил много лет детей ботанике и любви к лесам и озерам, а теперь руководит организацией друзей защиты природы. Его беспокоит не туманное прошлое, а беды, нависшие сейчас над всем живым, над травами, над землей и водой.

— Масса вопросов и проблем в защите природы — этим начнем заниматься вечером. Я только хочу сказать об одной печальной вещи, достаточной, чтобы испортить будущее.— Хейкки Рапо, сняв шапочку с большим козырьком, подставляет солнцу лицо.— Мои ученые друзья из Рованиеми, столицы Лапландии, больше всего обеспокоены «парниковым эффектом», повышением температуры из-за промышленных выбросов. С повышением температуры усилятся дожди, зима в нашем Рованиеми станет такой же мягкой, как ныне в южном Турку, а озера в южной Финляндии перестанут замерзать. У нас, на севере, начнутся наводнения, а на юге страны — засуха. Плохо придется рыбе, начнут гибнуть на севере леса, зверье. И все эти беды человек накликал сам на себя...

— Ну, Хейкки, слишком мрачная картина. Когда-то это будет...

— Когда? Мои друзья посчитали, что к 2050 году в странах Северной Европы температура повысится зимой на 6—8, а летом на 4—6 градусов. Осадков у нас будет выпадать больше на 15—30 процентов. Вот, если хотите, цифры.

— Все же не скоро, мы-то не увидим...

— Они не увидят,— показал Рапо на развалины Свеаборга,— мы не увидим, а детям что оставим?