Былъ воскресный день — колокола каедральной Герфортской церкви звонили къ проповди; на улицахъ толпились богомольные люди. Госпожа Гилль! Госпожа Гилль! Бетти! Бетти! готовы ли вы? Совсемъ почти отзвонили, мы опоздаемъ: разв забыли вы, что я церковный староста? — Такъ кричалъ господинъ Гилль, кожевникъ, стоя на послдней ступеньк лстницы, съ тростію и шляпою въ рукахъ, въ ожиданіи жены и дочери.

«Я готова, батюшка, сказала Бетти, проворно сбжавши съ лстницы. Она была такъ пріятна, такъ свжа и такъ хорошо одта, что отецъ, посмотрвши на нее, не могъ не улыбнуться, смягчилъ голосъ и только сказалъ, увидя, что она еще не надла перчатокъ: напрасно, мой другъ, ты останавливалась за перчатками, ихъ можешь надть дорогою.

„А по моему мннію — сказала госпожа Гилль, которая тихо сходила съ лстницы, одтая въ праздничное платье, въ огромной соломенной шляп съ ужаснымъ пунцовымъ бантомъ — и совсмъ не должно бы было ей надвать этихъ перчатокъ!

„Я не понимаю, — сказалъ господинъ Гилль почему эти перчатки находишь дурными. Перчатки какъ перчатки, лайковыя, блыя. Но будемъ говорить объ этой матеріи посл. Пора къ обдн.