I

Маргарита плакала, закрывши лицо руками, плакала безмолвно, и слезы тихо катились сквозь пальцы по ея щекамъ и надали на землю, надъ которой она низко склонилась головой.

Рядомъ съ Маргаритой стоялъ Педро; по временамъ онъ поднималъ на нее глаза, но при вид ея слезъ снова опускалъ ихъ и, такъ-же какъ и она, хранилъ глубокое молчаніе.

И все молчало вокругъ, какъ бы изъ уваженія къ ея скорби.

Сельскіе звуки стихали; вечерній втеръ спалъ, и тни начинали окутывать густыя деревья рощи.

Такъ прошло нсколько минутъ. Между тмъ исчезъ послдній слдъ яркаго свта, который оставило солнце, умирая на горизонт; луна начала смутно обрисовываться на фіолетовомъ фон сумеречнаго неба, и одна за другой стали появляться главнйшія звзды.

Наконецъ, Педро прервалъ это тяжелое молчаніе и воскликнулъ глухимъ и прерывающимся голосомъ, обращаясь какъ бы къ самому себ:

— Это невозможно, невозможно!

Потомъ онъ приблизился къ неутшной двушк, взялъ ее за руку и промолвилъ нжнымъ и ласковымъ голосомъ:

— Маргарита, для тебя любовь составляетъ все, и ты ничего не видишь за предлами любви. Между тмъ, кром нашей любви, существуетъ еще нчто другое, столь-же важное — мой долгъ. Нашъ господинъ, графъ Гомарскій, завтра выступаетъ изъ замка, чтобы присоединить свое войско къ войскамъ короля донъ Фернандо, который идетъ выручать Севилью изъ рукъ неврныхъ. Я долженъ сопровождать графа. Я темный сирота: у меня нтъ ни имени, ни родныхъ; ему я обязанъ всмъ. Я служилъ ему въ мирныя времена, спалъ подъ его кровлей, грлся у его очага, лъ его хлбъ. Если я покину его сегодня, то завтра его люди замтятъ мое отсутствіе и спросятъ съ удивленіемъ, выступая тсной толпой изъ воротъ замка:

— Гд же любимый оруженосецъ графа Гомарскаго? — И мой господинъ отвтитъ смущеннымъ молчаніемъ, а его пажи и шуты скажутъ съ насмшкой: — Графскій оруженосецъ воинъ только для виду, парадный боецъ!

Тутъ Маргарита взглянула на своего возлюбленнаго глазами, полными слезъ; ея губы зашевелились, какъ будто хотли что-то сказать, но рыданія заглушили ея голосъ. Педро продолжалъ еще нжне и убдительне:

— Ради Бога, не плачь, Маргарита, не плачь твои слезы меня приводятъ въ отчаяніе. Я узжаю отъ тебя, но вдь я возвращусь, когда хоть немножко прославлю свое бдное имя… Господь поможетъ намъ въ нашемъ святомъ дл. Завоюемъ Севилью, и король наградитъ завоевателей вотчинами на берегахъ Гвадалквивира. Тогда я вернусь за тобою, и мы поселимся вмст въ этомъ арабскомъ раю, гд, какъ говорятъ, даже небо лазурне и чище, чмъ въ Кастиліи. Я возвращусь — клянусь теб; возвращусь, чтобы сдержать слово, торжественно данное теб въ тотъ день, когда я вручилъ это колечко, залогъ моего общанія.

— Педро! — воскликнула Маргарита, подавляя свое волненіе и обращаясь къ нему твердымъ и ршительнымъ голосомъ: — Ступай, ступай, поддержи свою честь! — Съ этими словами она бросилась въ послдній разъ въ объятія своего возлюбленнаго и прибавила тихо и взволнованно:- ступай, поддержи свою честь… но возвратись и возврати мн мою!!

Педро поцловалъ ее въ лобъ, отвязалъ отъ дерева свою лошадь, и удалился вскачь по алле, обсаженной тополями.

Маргарита слдила за нимъ глазами, пока его фигура не пропала въ ночныхъ тняхъ, и когда онъ совершенно исчезъ изъ виду, она вернулась въ деревню, гд ждали ее братья.

— Нарядись въ свою праздничную одежду, — сказалъ ей одинъ изъ нихъ, когда она вошла: завтра утромъ мы пойдемъ вмст со всми сосдями въ Гомару, чтобы посмотрть, какъ графъ отправляется въ Андалузію.

— Мн не только не весело, но даже грустно смотрть на отъздъ людей, которые, можетъ быть, не вернутся, — отвчала Маргарита, вздыхая.

— Ты непремнно должна идти съ нами, — настаивалъ другой братъ; — и притомъ будь какъ можно спокойне и веселе: по крайней мр, тогда не станутъ болтать люди, что у тебя есть возлюбленный въ замк, и что онъ уходитъ на войну.

II

Только что занялась заря на неб, какъ по всему Гомарскому селенію прогремли звонкія трубы графскаго отряда, и крестьяне, собиравшіеся большими толпами изъ окрестныхъ деревень, увидали разввающееся знаыя своего господина на самой высокой изъ крпостныхъ башень. Любопытные ожидали зрлища уже около часу; нкоторые услись по берегамъ крпостныхъ рвовъ; другіе взлзли на вершины деревьевъ, толпились по равнин, тснились на вершинахъ холмовъ; самые отдаленные зрители составляли цлую цпь вдоль большой дороги. Среди ожидающихъ начинало уже замчаться нетерпніе, когда трубы снова зазвучали, загремли цпи подъемнаго моста, тяжело опустившагося черезъ ровъ, поднялись желзныя ршетки, и тяжелыя крпостныя ворота заскрипли на своихъ петляхъ, растворившись настежь.

Народъ поспшилъ столпиться по сторонамъ дороги, чтобы увидать поближе блестящее вооруженіе и роскошное убранство свиты графа, знаменнтаго во всемъ округ своей пышностью и богатствами.

Шествіе открывали глашатаи. Время отъ времени они останавливались, трубили въ трубы и громко объявляли королевскій указъ, въ силу котораго вассалы короля призывались на войну съ маврами, а города и свободныя селенія приглашались пропускать войска и оказывать имъ содйствіе.

За нный слдовали величавые герольды въ своихъ шелковыхъ одяніяхъ, съ гербами, расшитыми золотомъ и цвтными шелками, въ беретахъ, украшенныхъ яркими перьями.

Затмъ халъ на гндомъ жеребц первый оруженосецъ графскаго дома, вооруженный съ головы до ногъ, и держалъ въ рукахъ знамя своего властелина, съ его девизами и гербомъ. У его лваго стремени шелъ исполнитель правосудія — въ красномъ съ чернымъ.

Оруженосцу предшествовало около двадцати тхъ знаменитыхъ трубачей, которыхъ такъ превозносятъ наши королевскія хроники за невроятную силу легкихъ.

Когда оглушительный и рзкій звукъ трубъ пересталъ спорить съ втромъ, послышался глухой, мрный и однообразный гулъ. То двигалась нхота, вооруженная длинными пиками и снабженная крпкими кожаными щитами. За нею вскор появились двигатели военныхъ машинъ, со своими желзными орудіями и деревянными башнями, дале — мелкая прислуга, состоящая при вьючныхъ лошадяхъ.

Потомъ пронеслись большими отрядами латники крпостного гарнизона въ облак пыли, которую подымали копыта ихъ лошадей. Ихъ желзныя латы бросали яркія искры; ихъ копья составляли цлый лсъ.

Наконецъ, предшествуемый литаврщиками на великолпныхъ мулахъ, убранныхъ чепраками и кистями, окруженный своими пажами, разодтыми въ богатыя шелковыя одежды, и сопровождаемый оруженосцами своей свиты, показался графъ.

При вид его толпа разразилась громкими привтственными криками. Эти возгласы заглушили крикъ женщины, которая упала, точно сраженная молніей, на руки людей, поспшившихъ къ ней на помощь. То была Маргарита, узнавшая своего таинственнаго возлюбленнаго въ неприступномъ и великолпномъ граф Гомарскомъ, одномъ изъ самыхъ знатныхъ и могущественныхъ вассаловъ кастильской короны.

III

Покинувъ Кордову, войско донъ Фернандо достигло мало по малу Севильи, хотя не безъ борьбы. Ему пришлось выдержать нсколько битвъ по дорог, и только овладвши знаменитымъ Гуадаирскимъ замкомъ, королевскія войска очутились въ виду неврнаго города.

Неподвижный, блдный и ужасный графъ Гомарскій сидлъ въ своей палатк, опираясь на рукоять своего меча и устремивши глаза въ пространство съ тмъ неопредленнымъ выраженіемъ, которое замчается у людей, смотрящихъ въ одну точку и не видящихъ ничего, что ихъ окружаетъ.

Около него стоялъ старйшій изъ его оруженосцевъ, единственный человкъ, который осмливался подступиться къ нему во время припадковъ его черной хандры, не навлекая гнва на свою голову.

— Что съ вами, сеньоръ? — говорилъ онъ. Какая скорбь васъ томитъ и сндаетъ? Печальный идете вы на битву и печальный возвращаетесь назадъ, даже посл побды. Когда вс воины спятъ, утомленные дневными трудами, я слышу, какъ вы тоскливо вздыхаете; а если подойду къ вашей постели, то вижу, какъ вы стараетесь побороть что-то невидимое, что мучаетъ васъ. Вы просыпаетесь, открываете глаза, но вашъ ужасъ не разсевается. Что съ вами, сеньоръ? скажите мн. Если это секретъ, я съумю хранить его въ моей памяти, какъ въ могил.