Когда закат расстилал по небу золотисто-розовое одеяло, Сара Нильсен вышла из трамвая и зашагала вдоль квартала к дому сестры. Она бросила взгляд на наручные часы. Уже седьмой, Дэйви переживает, крутится у калитки, нетерпеливо глядя на проспект. Она прибавила шагу.

Ее взгляд упал на сверток, зажатый под мышкой, и тонкие губы растянулись в улыбке. Это для Дэвида, хотя день рождения — у нее. Иначе он может расплакаться, глядя, как она распаковывает подарки, которые ему не принадлежат. Эвелин не уставала твердить, что мальчик слишком избалован. «Он — все, что у меня есть». Так всегда отвечала ей Сара.

Она поднялась на цыпочки, пытаясь увидеть его, но пышная листва отбрасывала слишком густую тень. Сара поспешила дальше, лицо горело от влажного зноя, пряди белокурых волос липли к потным вискам.

Вон он, с кожей почти такой же светлой, как его волосы, хоть и играет все лето на палящем солнце вместе с двумя кузенами. Он увидел Сару и замахал. Она махнула в ответ, а Дэйви уже кинулся к калитке, улыбаясь.

Сара наклонилась и подхватила его. Тонкие ручки обвили ее шею. Сверток и сумочка выскользнули и упали на дорожку.

— Я так тебя ждал, — сказал он, тяжело дыша. — Долго-долго.

— Сладкий мой.

Она крепко обняла мальчика и поцеловала в горячую щеку.

— Приходится работать допоздна, — сказала она. — Ты скучал по мамочке?

— Да! — сказал он, потянувшись за свертком. — Это для меня?

Жара окутала ее облаком, стоило только распрямиться. Сара погладила Дэйви по голове и заморгала, когда все поплыло перед глазами.

— Потерпи, увидишь, — улыбнулась она и подняла сверток. — Подай мамочке сумку, милый.

Он протянул сумку и взял мать за руку. Они вместе двинулись к дому.

— Смотри, мам. — Он показал левую руку.

— Милый, что случилось? — с тревогой спросила она, останавливаясь.

Слабый интерес, отражавшийся на лице, сменился беспокойством. Дэйви прочел в ее глазах привычный сигнал. Шесть лет материнского воспитания заставили его скривиться.

— Я упал, — произнес он испуганным шепотом. — И ободрал руку.

— Милый. — Она провела рукой по его щеке. — Тебе больно?

— Б-больно.

По его щеке скатилась слезинка, от сильного всхлипа сморщился нос.

— Снаббс погнался за котиком, я п-побежал за ними и упал на дорожке.

Они пошли дальше.

Дэйви высвободил руку и провел пальцем по ободранному месту. Зашипел от боли.

— Мама-а… — захныкал он.

Сара обняла его дрожащей рукой.

— Все хорошо, дорогой. Все хорошо. Мамочка обо всем позаботится.

Они свернули в проулок. По его лицу катились слезы.

— Х-хочу понести, — Он забрал у Сары сверток.

— Хорошо, малыш, — проворковала она, — Только не плачь. Мамочка все исправит.

Сара распахнула дверь, откинула москитную сетку и вошла.

— Разве тетя Эв не перевязала тебе руку? — спросила она.

— Она намазала йодом, — пожаловался он. — Больно!

Она вслед за Дэвидом поднялась по короткой лестнице. Они повернули за угол и вошли в кухню.

Эвелин оторвала взгляд от плиты, ее широкое благодушное лицо раскраснелось от духоты.

— А, привет, — начала она, затем удивленно посмотрела на Дэвида. — Только не говори, что Попрыгунчик снова упал, — велела она Саре.

Дэйви жался к матери и неотрывно смотрел на желтый линолеум. Сара положила сумку и сверток на сервант и вынула аптечку.

— Он что, снова поранился? — переспросила Эвелин, проводя по брови пухлым пальцем и вытирая его о фартук. — Мы и так полдня только и делали, что пытались…

— Надо забинтовать ему руку. — Сара села и усадила Дэвида себе на колени.

— Он что, хнычет из-за жалкой царапины? — насмешливо спросила Эвелин, упирая руки в бока. — Да у нас в квартале никто из мальчишек и не заикнется о такой ерунде, разве что если голову себе разобьет.

— Может попасть инфекция.

Сара занялась перевязкой. Дэйви морщился и жмурился от боли. Похожий на скрипичную ноту писк рвался из его горла.

— Мам, а что такое инфекция? — всхлипнул он.

— Тише, милый. Что, больно?

— Да-а…

Эвелин снова повернулась к плите. Взяла с полки банку, бросила в кастрюлю щепотку соли. Затем с грохотом водрузила крышку. Дэйви подскочил от этого звука. Эвелин повернулась.

— Слишком жарко, — сказала она, — в этом вся беда. Что случилось?

— Дэвида шум напугал.

— Какой еще шум?

— Грохот крышки.

— Что?

Эвелин закрыла лицо руками и сквозь пальцы посмотрела на Дэвида. Он потупился и сжал губы. Эвелин взяла его за подбородок и заставила поднять голову. Оказалось, он улыбается.

— Вот же обманщик, — скорчила рожицу Эвелин, и Дэйви радостно фыркнул. — Попрыгунчик, — поддразнила Эвелин.

Сара нахмурилась.

— Эвелин, я же столько раз просила не подпускать Снаббса к Дэйви. Знаешь же, мальчик от этого перевозбуждается.

Эвелин вытерла руки о фартук.

— Но они прекрасно ладят, — сказала она. — Разве не так, Дэйви?

Он посмотрел на мать, заметил ее напряженный взгляд и ничего не ответил.

— Он и сам хочет собаку, — сказала Эвелин.

Сара насупилась и стала завязывать концы бинта. Эвелин взяла с серванта газету, чтобы обмахиваться.

— Почему бы нет? — спросила она.

— Нет, — отрезала Сара, убирая в аптечку неизрасходованный бинт, — Нет, и точка.

— Можно оставлять собаку у нас, — настаивала Эвелин. — Дэйви будет о ней заботиться.

Сара заметила, что Дэйви прислушивается. Его широко раскрытые глаза неотрывно смотрели на Эвелин, ссадина была забыта.

— Скоро мы будем ужинать? — поспешила спросить Сара. Она похлопала по повязке и поцеловала Дэйви в щеку.

— Как только придет Джордж, — сказала Эвелин.

Дэйви соскользнул с колен матери.

— Ступай, милый, позови Билла и Боба, — велела ему Сара.

Он секунду смотрел на нее. Затем, покосившись на тетку, побрел к лестнице. Когда за ним захлопнулась дверь, Сара встала и спрятала аптечку в сервант. Оторвала бумажное полотенце от рулона, закрепленного на боку серванта, и отерла лоб.

— Заведи собаку, сестричка, — улыбнулась Эвелин.

— Я не хочу, чтобы у него была собака, — сказала Сара. — Он легковозбудимый. Разволнуется, потом не успокоишь.

Эвелин осторожно присела, широко раздвинув ноги и по-прежнему обмахиваясь газетой.

— А ты ему ничем не помогаешь, только учишь бояться собственной тени. — Она нахмурилась и добавила, укоризненно качая головой: — Мальчик избалован. Слишком зависит от тебя. — Эвелин со стоном поерзала на стуле. — Вот ведь жара, будь она проклята.

Сара наклонилась и опустила бумагу в мусорное ведро.

— Забудь о собаке и не говори о ней при Дэйви, — сказала она. — А то заладила, прямо как Том: «Возьми собаку. Возьми собаку». Ничего другого я от него не слышала. — Она вздохнула и на секунду закрыла глаза. — Если не считать извинений. За то, что напился, за то…

— Ладно-ладно, сестричка. — Эвелин поднялась, отлепила от ног юбку. — Хватит об этом.

Она улыбнулась, подошла к Саре и сердечно произнесла:

— С днем рождения, милая. Я бы тебя обняла, но боюсь, приклеимся. Какая жара!

Сара чуть улыбнулась и подошла к серванту.

— А что в свертке? — спросила Эвелин. — Купила себе подарок?

— Это для Дэйви.

— В твой день рождения?

Они посмотрели друг другу в глаза. Затем в горле у Эвелин заклокотал смех.

— Ладно-ладно, я ничего не скажу, — произнесла она. — Он — все, что у тебя есть. Аминь. Надеюсь, мой муженек уже на подходе, так что скоро заморим червячка.

Билл с Бобом ушли наверх спать. Дэйви сидел в гостиной на тахте, обессиленно привалившись к матери; его глаза тщетно боролись со сном. Сара улыбнулась ему, затем Эвелин и Джорджу, которые сидели напротив в креслах.

Она потянулась к кофейному столику, взяла коробочку с носовыми платками из горки подарков.

— Какая прелесть!

— Рада, что тебе нравится, — засветилась от счастья Эвелин. — Нет, послушайте только, что эти индейцы вытворяют в ванной!